"Дело Витухновской". Судят наше поколение

    Поздним вечером 16 октября 1994 года Алина Витухновская возвращалась домой из ночного клуба «Не бей копытом». В этот день у нее было особенно плохое настроение. Она думала о смерти, прикидывая различные ее варианты. У самого ее дома на нее налетели  какие-то люди и втолкнули в черный ход. Ну вот, подумала Витухновская, вариант неучтенный и самый пошлый.
    Убивать ее не стали: потребовали ключи от квартиры. Впрочем, версия ограбления отпала немедленно: нападавшие представились со;трудникамиФСК. Они поднялись вместе с ней на ее этаж, где их уже ждал отец Алины. Его скрутили и подтащили к двери. Двое встали по бокам дверного проема с пистолетами.
    Дальнейшее известно из многочисленных публикаций: у сотрудников ФСК было достаточно времени, чтобы, по-хозяйски расхаживая по квартире, подложить в нее что угодно. Спать в эту ночь Алине так и не пришлось. Не пришлось ей спать и потом, ибо Витухновская оказалась в Бутырках.

    1.
    Не будем вдаваться в подробности подтасовок и нарушений элементарных норм:  на суде они всплыли, после них-то Алина и была освобождена из-под стражи, пробыв в тюрьме ровно год. Ее обвиняли в продаже наркотиков; пузырек с наркотиками, якобы изъятый у "покупателей", стоял на столе у следователя еще до начала обыска. Опознание не проводилось: цвое до предела запуганных и здорово избитых молодых людей под явным давлением показали, что Алина продала им шестьдесят миллиграммов наркотического вещества (на пресс-конференции программы «Совершенно секретно» эти шестьдесят миллиграммов превратились в шестьдесят граммов — у секретности глаза велики). Грубейшие нарушения, допущенные полковником ФСК Воронковым, вскрылись после того, как дал показания понятой: этого несовершеннолетнего мальчика впихнули в машину и повезли присутствовать при обыске «покупателей». Через несколько дней после ареста Витухновскую стали допрашивать фээскашники; их интересовали данные о лабораториях по производству синтетических наркотиков (об этих лабораториях Витухновская упоминала в своих журналистских публикациях). Также интересовались, кто из детей высокопоставленных родителей употребляет наркотики: заметим сразу, что среди посетителей ночных клубов, где балуются наркотой, этот контингент преобладает, и Витухновская многих знала. Алина изящно поиздевалась над дознавателями, изложив им краткую историю химических способов производства кокаина; после этого ее отправили обратно в камеру, пообещав, что в следующий раз она будет умнее и вызовет фээскашников сама. Не вызвала.
    Первое впечатление от Витухновской: какая маленькая! "Определения вроде "мужчина" и "женщина" кажутся мне унизительными, как всякая обусловленность. Я всегда чувствую себя ребенком, но ребенком, который скоро умрет" — так говорит она, бессознательно цитируя слова Марии Башкирцевой о слишком умных и потому обреченных детях.
    Витухновская — тип привлекательный, необычайно характерный для конца века вообще и для России в частности. У нее нет никаких иллюзий насчет того, что произошедшее отчасти спровоцировала она сама. Она любит цитировать Ницше: если долго смотришь в бездну — будь готов к тому, что бездна посмотрит в тебя. То, что для большинства околоавангардных тусовщиков было и будет игрой, для нее образ существования. Она не видит себе места в реальности, испытывает постоянный экзистенциальный ужас перед жизнью и не меньший ужас перед смертью. Такие люди есть всегда; еще героиня давней пьесы Радзинского говорила: "Для одних подвиг умереть, а для меня подвиг жить". Отчаяние — нормальное состояние мыслящего человека в двадцатом веке, дошедшем до предела всех мыслимых пределов в разрушении иллюзий и в жестокости. Зацикленность на гибели тоже не нова: все современное искусство, простите за дурной каламбур, только ею и живет. Витухновская и сама приняла участие в акции "Гвозди", когда скальпы бомжей и других бесхозных трупов, полученные в морге, гвоздями прибивались к асфальту площади Маяковского. Друг убеждал Алину, что эта акция имеет громадный метафизический смысл, на деле же после нее и на друга, и на Витухновскую вдруг посыпались неприятности, и можно полагать что не просто так.
    Впрочем, акции и вообще тусовочная публика ей скоро наскучили. В ночные клубы она ходила редко ("Меня там хватает только на два часа. Чтобы не спать ночь, пить и танцевать, нужна слишком большая выносливость. Там скучно"). Влекла ее туда исключительно возможность встретиться с творческими людьми — увы, только там их теперь и застанешь. Наркоманию Витухновская ненавидит со всей доступной ей силой чувства: во первых, эта мода справедливо кажется ей устаревшей. Во-вторых, она действительно опасна. Публикации Витухновской в "Новом времени"  — естественно, без всякой конкретики — эту моду разоблачают очень ядовито: так человек, реально и серьезно живущий в соседстве смерти, ненавидит всех, кто в это играет. "Когда-то я была в моде, потому что в моде было отчаяние, депрессия. Потом мои связи стали рваться: началась мода на ночное веселье, клубы, бурную богемную жизнь, а я осталась при своем. Эту среду, пожалуй, я действительно ненавижу. И не потому, что ночные клубы — якобы рассадники наркотиков: наркотиков в Москве сейчас очень много, и если их не будет там — они будут где-то еще. Нет. Просто это среда скучная, фальшивая, и в то же время я и сострадаю ей отчасти... Но вот чего я не могу простить — тех показаний, которые эти люди друг на друга дают. Мне следователь показывала: вот про этого он сказал, и про этого, и про этого...»
    Заметим кстати, что никто из "среды" Витухновской ничего не сделал для ее освобождения: за нее бился русский Пен-центр; огромна заслуга журналистки Ольги Кучкиной.
    Московская среда, называющая себя богемой без всяких на то оснований, всячески пропагандирующая свой стиль жизни в глянцевитых изданиях типа "Птюча" и столь же глянцевитых квазиэстетских телепрограммах типа "Человек из Сохо", — среда действительно очень гнилая. Витухновская выделяется здесь безусловной подлинностью: ее не покидает чувство своей неуместности. «Свое присутствие, существование я ощущаю только тогда, когда мир как-то на меня реагирует. Я хочу заставить реагировать на себя всех". Тут есть противоречие: последовательное отчаяние безразлично к общественному мнению. А Витухновская не безразлична: она хочет духовной власти, заметности, реакции мира на себя, и при ее уме и таланте это вполне естественно. Вот ее и заметили. В ФСК, видимо, подумали, что расколоть богемную девочку на сотрудничество будет очень легко. Не тут-то было.

    2.
    Кто и так не хочет жить — того не очень-то поломаешь тюрьмой. Витухновская повела себя как последовательный эстет. "Зная меня депрессивной в куда более благоприятных условиях, все ждали, что в тюрьме я отчаюсь окончательно. Я, наоборот, везде появлялась с улыбкой и старалась держаться гордо, превращая все это в акцию". Другой настоящий эстет в тюрьме тоже вел себя безупречно — его звали Оскар Уайльд. Хорошее поведение вообще эстетично — вы не замечали? Витухновская не потому никого не заложила, что она ахти какой борец, а потому, что заложить было бы некрасиво. Урок ФСК: с убежденными людьми дела не иметь.
    Остается, правда, вопрос: а зачем все это вообще было нужно Лубянке? Чушь какая-то: гигантская карательная машина — против декадентствующего полуребенка. Можно подумать, что перед Витухновской блекнут кокаиновые бароны и почтительно ломают чалмы опиумные короли с предгорий Гиндукуша.
    Можно только восхититься обитателями большого желтого дома: на все их хватает — они не только ловят зимбабвийских шпионов и лежат в кустах в обнимку с пограничным псом в ожидании второго пришествия Басаева. Находят время даже на наркотики! Только почему-то недремлющее око не видит ничего опасного ни для государства, ни для общества в открытой торговле наркотиками прямо под своими окнами. Из коих так удобно наблюдать и фиксировать куплю-продажу запретного зелья, к примеру возле столичной аптеки номер 1!   Бдительную Службу не интересует поток наркотиков из Таджикистана, переправляемый самолетами российской военно-транспортной авиации. Нет ЧК никакого дела и до "травки" из Чечни, которая целыми стогами попадает в Москву тоже не без усилий военных.
    Набирать компромат на членов семей высокопоставленных чиновников — вечная работа Лубянки, и не исключено, что кое-кому захотелось подергать за ниточку в очередной раз. А у вас сын наркоман. Доказательства? Вот показания нашего агента. Так что, будьте добры, впредь потише. Недоумевает, правда, и сама Витухновская, и мы заодно: «Что это за спецслужба, которая знает меньше меня?»...

    3.
    Говоря о Витухновской, нельзя не коснуться и самой тонкой материи — а именно той опасности, которую представляет ее взгляд на вещи. Опасности прождо всего для нее самой. Лубянка Лубянкой, а бездна бездной.
    Человека нельзя заставить любить жизнь, нельзя ничем заполнить ту зияющую пустоту, которую каждый из нас чувствует в себе, едва заканчиваются времена твердых цепей и железобетонного созидания. Эта пустота сидит в нас, как червоточина в яблоке. Может быть, она и есть душа. Каждый заполняет ее, чем может: один — политической борьбой, другой — любовью, а третий начинает из этой пустоты творить тексты и вообще жизнь. Приходится писать о том, что труд — самогипноз очень высокого порядка, отвлечение и утешение номер раз. Но уговаривать Витухновскую заняться какой-нибудь неслишком обременительной рутинной работой, помимо творчества, — не наша стезя: это наш рецепт, и он не универсален. Пребывать вне жизни, в ситуации отказа от нее можно очень недолго - после этого бездна начинает смотреть в тебя, хотя бы и глазами Степашина, или Ильюшенко. Непонятно, почему так происходит. Но если не тешить себя никакими иллюзиями, не культивировать в себе жажду жизни, если только констатировать свое отчаяние и еще хотеть чтобы оно впечатляло других, — добром это не кончится.
    Это, впрочем, тема для другой статьи.

    4.
    Пока же мы хотим спросить: а что будет с теми, кто бросил на год в тюрьму болезненную маленькую девушку, пробовавшую наркотики дважды в жизни без всякого удовольствия? Кто ответит за множество процессуальных нарушений, за  все запугивания и угрозы, за женскую камеру, где поминутно вспыхивали драки  и скандалы по любому поводу и где люди  из-за тесноты ходили друг по другу? В добрые старые времена, ежели кто заявлял "Слово и дело государево!" ложно и корыстно, по вскрывшемуся факту дезинформации полагалось его "батогами бить нещадно", "ноздри рвать нарочно зделанными клещами" и уже в таком виде посылать "в Сибирь, в дальние города, в государеву работу вечно". Хороший урок не   в меру ретивым ловцам чинов и наград, не правда ли? Ныне не выйдет. Проведенный в 1991 году опрос слушателей Высшей школы КГБ, т.е. нынешних функционеров Службы, зафиксировал: 35,5% из  них убеждены, что цель оправдывает средства, а 50% — что мораль для своих одна, а для остальных - другая.
    И еще хочется спросить: что мы сделаем   28 ноября, в день очередного суда над   Витухновской? Предоставим спасать ее  все тем же правозащитникам? Или может быть, наконец сойдемся все у здания  Головинского районного суда Москвы, а то, глядишь, и забастуем на денек-другой? Ведь наше поколение судят. Ведь это она нас всех не заложила. Не наркоманов, нет, а... ладно. Кому надо, тот поймет.