"Это все равно, что посадить воздух в зоопарк..."

   Тюремный дневник поэта Алины Витухновской,  ожидающей приговора в "Бутырках", стал достоянием редакции.

   
    В дневнике Алины Витухновской, начатом ею в "Бутырках", на первой странице эпиграф из Камю: "Я знаю, откуда придет смерть".
    Далее — текст под заголовком «Продолжительная концептуальная акция». Рабочее название — «Алина в тюрьме».
  «В моей ситуации «спасать собственную шкуру» было бы слишком типично, слишком по-человечески.»
  «Мне плохо, как всегда. Но пусть они думают, что мне хорошо. Надо шокировать публику.»
  «Жертвы требуют искусства.»
    Первые страницы тюремного дневника...
    Спустя месяцы она пишет подруге: «Света! Я написала тебе 3 письмо из ин. Сербского, но, видимо, их не отправили... Каждые 10 дней я заболеваю сильнейшим гриппом, не могу встать. Не сплю либо «полусплю» с сильнейшими приступами глобального страха...»
  «Власть отвратительна, как руки брадобрея»...
  «Неужели никто не понимает, что я такая? Это все ровно что посадить воздух в зоопарк. Не могу нормально писать, сильная температура... Я в полном ужасе, что никогда отсюда не выйду...»
    Алина Витухновская — резкая, честолюбивая, странная, непредсказуемая, морочащая всем головы, шедшая своей дорогой, не желавшая ни с кем делиться будущей славой, в которой было уверена. В двадцать лет у нее вышли две книжки: «Аномализм» и «Детская книга мертвых». Ее стихи печатали «Литературные новости» и «Смена». Две ее статьи (одну о проблемах наркомании) опубликовал журнал «Новое время».
    Она дружила с наркоманами. Среди них были «кагэбешники», как она их называла. Ее отец, фотограф, и бабушка, 82-летняя художница, думают, что они ее и подставили. Ей предъявлено обвинение по статье 224, часть 2-я, в приобретении с целью сбыта и сбыте наркотиков. Полгода она в предварительном заключении. Отец сказал мне, что следователь обещал отпустить ее в обмен но признание вины.
    Алина твердит, что невиновна.
    Заведение, которое Алина упоминает в письме, — институт Сербского, - сыграл роковую роль в судьбе многих диссидентов, объявляя в угоду режиму психически здоровых людей психически больными. Теперь этот же институт объявил больную девочку здоровой. Под чьим-то нажимом? Или Алина сама это устроила? Талантливо «сыграв» здоровую?
  «Неужели вы думали, что я упущу уникальную возможность сделать нечто всех шокирующее и нетипичное — т.е. когда все «косят» под дураков, я же, наоборот, являю собой образец здравомыслия и неуязвимой логики.»
    Она упивалась победой своего мозга.
  «Я настолько заморочила им голову, настолько их /врачей/ убедила, что уже сама не понимаю, какое было и есть мое истинное состояние. Я думаю, что, по-настоящему мое, оно невыразимо, оно не укладывается в человеческие слова.»
      Помолчу, как рыба и мертвец.
        Чтоб узнать, что у меня внутри,
        разложи меня, как тряпочку в траве,
        и скажи: «Умри, лисо, умри!"
        На руках живых пришла коса.
        И самесяц вынул острый нож,
        И сказали все: «Умри лиса!»
        Все убьют меня и ты убьешь...
    Трагическое привлекает трагическое. Оно началось, возможно, со дня ее рождения. По линии матери, в родственниках которой значились покончивший с собой Александр Фадеев и покончившая с собой его дочь от Маргариты Алигер, самоубийцами были также бабушка и дядя Алины. У Алины — глубокое депрессивное состояние. Она передала на волю, что если ее не выпустят до 5 мая, она покончит с собой.
    Я прочла гору ее стихов и могу свидетельствовать: гениальная одаренность и безумие.
    Грозящий ей срок —от 6 до 15 лет.
    Отец послал несколько писем прокурору Москвы. В последнем задает вопрос: «Могу ли я подать в суд на СИЗО «Бутырки», где разрушается здоровье моей дочери? Сейчас она нуждается в лечении, у нее портится слух и зрение, крошатся зубы, бессонница и бывают обмороки...» Отцу разрешили увидеться с дочерью 25 апреля - всего второй раз за весь срок заключения с 16 октября. Его впечатления ужасны: у девочки пожелтели не только белки — зрачки. Ей стали колоть жестокое лекарство — аминазин.
    Я говорила с ее адвокатом Игорем Ивановичем Истоминым. Он сказал, что, написав ходатайство об изменении меры пресечения (которое было отвергнуто), полагает свою юридическую обязанность исчерпанной. Я спросила, читал ли он дневник Алины. Он ответил, что в интимные дела не вмешивается.
    Из тюремного дневника Алины: «Дежурная в тюрьме: «Что стучите?.. Повесилась, что ли? Затяните потуже, если повесилась». И еще запись: «Больше не могу».


      Так пора мертвецов заменяет пору арестантов.
      Время догов пришло, как тринадцатый месяц приходит.
      И шатаются статуи, глядя на иностранцев,
      И за ум горизонта огромное солнце заходит.
      И за ум горизонта заходит огромное солнце
      в лихорадости красной болезни, в горячке, в зеленке
      зараженного леса, и уже никогда не вернется.
      Крой земли почернеет, лучами его опаленный.
      И жена арестанта уходит за ним на крой света,
      и доходит до точки, до самого черного края,
      и заходит в шалаш. И теперь ей спасения нету.
      И не тушит пожарник солому горящего рая.