Для прессы

    Хочу сказать, что попала в несколько двоякое положение. Дело в том, что я действительно не совершала инкриминируемого мне преступления. Этот термин употребляю в кавычках. Отдаю себе отчет, что подобным утверждением не расположу к себе судей, но, честно говоря, не понимаю и не пойму никогда, в чем заключается преступность действий, предусмотренных 224 статьей. Считаю, что причины, побудившие государство к созданию подобного закона,— это ни в коем случае не гуманность, не забота о здоровье человека. Истинными причинами являются политические. Извините, что выражаюсь несколько абстрактно. Государство хочет сохранить монополию на реальность. Думаю, эта фраза наиболее глубоко отражает суть созданного закона.
    Наше восприятие иллюзорно, и посему возможности принятия реальности каждым человеком в совершенно различных формах неограничены. Тем не менее существует ряд понятий и условностей, насаждаемых в течение тысячелетий теми, кто находится у власти. Аргументы истинности и обязательности этих понятий могут быть любыми: Бог, обычаи, государственный порядок. Власть имущим всегда предпочтительней общество (соответственно подчиненное}, ограниченное определенными понятиями и установками. Таким образом соблюдается единство и БЕЗОПАСНАЯ взаимосвязь между государством и народом.
    Считаю свое заявление не голословным, так как история дает очевидные примеры, подтверждающие его. Например, преследования за инакомыслие, 37-й год. В данном случае уместна аналогия с преследованиями за наркотики. Государству не нужны люди, не поддерживающие общепринятых взглядов в силу своего характера, а иногда и в силу знаний, полученных иных путем (например, наркотики). Причем употребление их необязательно. Достаточно прочитать ряд не очень распространенной, но все же доступной информации из книг серьезных и авторитетных ученых, таких, как Джон Лили (Лилли-??), Станислав Грофф, чтобы понять, что существуют иные способы познания мира и нет никаких оснований утверждать, что они нецелесообразны и бессмысленны.
    До того, как я попала в тюрьму, я очень враждебно относилась к этой теме (подтверждением тому может служить статья, написанная мной и опубликованная в «Новом времени» в № 3 (8-??) за 1994 год, сведения из
которой, по моей версии, и заинтересовали ФСК). Она касалась меня только с точки зрения воздействия на современное искусство и образ жизни. Причем воздействия но искусство вообще, ни в коем случае не на мое, так как считаю, что у меня достаточно богатое воображение и в голове у меня происходят такие безумные вещи, что это не идет ни в какое сравнение с воздействием наркотиков. Мне настолько давит на психику какое-то воздействие извне, что употреблять вещества в моем случае было бы психическим самоуничтожением. Я пробовала их 2-3 раза в жизни, преследуя цель убедиться в том, что стена отделяющая меня от остальных людей, неразрушима, что такие состояния, как удовольствие, заинтересованность, недоступны для меня, и я не могу получить их даже искусственным путем. Причем хочу отметить, что у меня и не было желания прийти к подобным состояниям. Относительно наркотиков такие вещи, как любопытство, удовольствие, а тем более меркантильные соображения, отсутствовали. Все гораздо сложнее и в то же время проще, так как эта тема (наркотики) вообще не была существенна в моей жизни.
    В том, что это тема стала столь актуальна в 92-94 —ом годах, моей вины нет. Я всего сторонний наблюдатель, делающий выводы. Я считаю, что необходимо использовать все резервы мозга, но это еще не значит, что следует прибегать к химическим средствам. Воздействие их можно проанализировать, но болезненное пристрастие — это уже патология. Если человек знает меру, он никогда не станет наркоманом, а если не знает, то окажется в критическом положении и не прибегая к наркотикам. В нашем мире предостаточно способов для деградации и отчаянья и совсем немного — для прогресса. Только пресловутое «душевное здоровье» (термин, созданный психиатрами, а по сути продиктованный государством) может удерживать человека от отчаянья. Но я думаю, это «душевное здоровье» на самом деле бесчувственность и непробиваемость, либо отсутствие претензии и смирение со своей участью.
    Меня шокирует то, что я вижу в тюрьме. Я не говорю о фашистских условиях, быте, издевательствах персонала, избиениях и проч. Это не удивляет меня нисколько, так как я не могу здесь и сейчас воспринимать всерьез такие понятия, как справедливость и гуманность. Природа сама по себе тоталитарна, беспощадна, враждебна. Я привыкла к ужасу, но никогда не привыкну к людям, не сопротивляющимся. В тюрьме на всех отпечаток заведения. Они так быстро усваивают порядки с такой предрасположенностью, что, кажется, изначально нуждаются в них. Все формы, все оттенки человеческого характера и чувствительности имеют своей сутью только одно — патологическую склонность к рабству, и являются главной и идеальной системой управления.
    Если по капле выдавить из человека раба, то ничего не останется.
    Я начала с того, что попала в двоякое положение. С одной стороны, всякий здравомыслящий человек (тем более человек невиновный) будет умолять об освобождении и оправдываться. Я, конечно, укажу сухие детали
и подробности, не только указывающие на мою невиновность, но и на явную сфабрикованность дела. Но я не буду делать это с пафосом и постараюсь скрыть заинтересованность (если она присутствует вообще — мои состояния меняются слишком часто). Просто в силу своего характера, являясь в данной ситуации жертвой, я не могу себе позволить вести себя типично для жертвы (оправдываться и т.п.)
    Меня интересует эстетическая сторона дела. Мной была придумана концептуальная акция, то есть все мое пребывание здесь — это своеобразное произведение искусства. И как произведение искусства это должно
выглядеть соответственно. Я полностью дискредитирую себя в глазах общества и главное — в своих собственных глазах, если поведу себя как обычный человек.

Алина ВИТУХНОВСКАЯ