Ф не был в знакомстве этом убежден, но на всякий случай включил чайник, напряженно и напуганно, не осознавая при том бытового смысла данного действия, хотя где-то на сумбурном и сумрачном дне подсознания ворочалась мысль о чем-то нормальном и вседоступном, что когда-то делало его своим в чуждом пространстве, и чувство вселенской общности моментально выношенное далеким нутром его озарило лицо улыбочкой неродного какого-то опасливого счастья. Чувство сродни тому, что рождается в обществе пьяных людей, которые поют глупую (слова повержены в ласкающее безмыслие), неведомо почему близкую песню, всем существом своим кидаются в кривенькие несуразные звуки, и от каждой ноты дергается сердце, ноги, ветка со сморщенной пыльной листвой за окном, весь возможный мир, все дергается и рвется в ближайшее небо. И кажется им, что поют они о вечном и навсегда.
Ф находился наедине с восьмиглазым существом и недоуменно мялся перед ним в прихожей. А потом, вспомнив что-то не словесное, но чувственное, улыбнулся, учтиво завел гостя в свежеубранную спелость ковров и занавесок, и говорил с ним о добром и вежливом. И был он спокоен как мертвый медвежонок на кровати. И не было ему тяжело и обидно, когда говорилось не о нем, и даже Совсем Не О Нем, и даже