Голод и людоедство в Европе 1000 года

Конечно, в любые времена случались подобные бедствия. Но в X и XI веках они, как гром среди ясного неба поразили людей, у которых не было никаких средств им противодействовать. Разливы рек практически означали наводнение, плохо или вовсе не осушаемые почвы удерживали после обильных дождей невероятное количество влаги, не было также методов орошения, помогающих противостоять засухе.

В таких условиях непогода, губившая посевы и домашний скот, не могла не породить голод. Еще в 910 году в землях Ангулема (город во Франции) он достиг такого размаха, что пишет лимузенский монах Адемар из Шабанна, "появилось неслыханное доселе явление, когда люди стали охотиться друг на друга, чтобы съесть".

В 968 году Лиутпранд, епископ Кремоны, находясь с посольством в Константинополе, отмечал, что "вся греческая земля в настоящее время по воле Бога охвачена такою нуждой, что даже за золотой су нельзя купить двух павийских сетье зерна (приблизительно 0,55 литров), и это еще в местностях, где царит относительное изобилие". Засухи и наводнения около 1005 года привели к ужасному голоду.

Во времена, когда король Франции Роберт Благочестивый (ок. 970-1039, второй король династии Капетингов, прославился как "король, сведущий в Господе") продолжал завоевание Бургундии, то есть в период между 1002 и 1016 годами, бургундский монах-летописец Рауль Глабер писал, что "жестокий голод, длившийся пять лет, распространился по всему римскому миру (то есть по всем странам, ранее подчинявшимся Риму) до такой степени, что нельзя найти ни одной области, которая не была поражена нищетой и нехваткой хлеба; большая часть населения умерла от голода". Люди ели "нечистых животных и ящериц", но, естественно, их не хватало, и голодные люди превращались в людоедов. Понятно, что слабые служили пищей более сильным: "Взрослые сыновья пожирали своих матерей, в то время как и сами матери, забыв о своей любви, делали то же со своими малолетними детьми".

Похоже, пароксизм бедствия наступил в те же ужасные годы: с 1030 по 1032. Вот что написал Рауль Глабер спустя 12 или 15 лет: "На самых урожайных нивах мюид (мера объема жидких и сыпучих тел; в Париже он равнялся 268 литров, а на юге Франции 274 литра) семян давал лишь сетье зерна нового урожая, а сетье едва приносил горсть". Никто не мог найти себе пищу, все голодали - и богатые, и те, кто принадлежал к "среднему классу", и бедные. "Могущественным" было некого "грабить". Тот, у кого по воле случая оказывалась лишняя провизия на продажу, мог заломить какую угодно цену. Быстро истребив все виды дичи: зверей и птиц, люди стали есть "мертвечину" и всякого рода "вещи, о которых страшно упоминать". "Лесные коренья" и "речные травы" не спасали от голода, и опять дичью становились люди. Началась настоящая охота: путешественников, бежавших от голода, останавливали на дорогах, убивали, разрубали на части и жарили. Других убивали и съедали ночью те, кто предоставил им ночлег. Дети, увидев издалека приманку в виде яйца или яблока, подбегали в надежде получать пищу, и сами становились пищей. Хуже всего было то, что людям стал нравиться вкус человеческой плоти. Они даже откапывали недавно погребенные трупы. Редкие оставшиеся в живых животные, бродившие без пастухов, подвергались меньшей опасности, чем люди. В Турню (город во Франции) некто посчитал возможным дойти до конца в этой ужасной логике: этот человек стал продавать на рынке вареное человеческое мясо. Правда, такое оказалось уже слишком: его схватили и сожгли живьем. Страшный товар закопали в землю; какой-то голодный раскопал его и съел, однако, обнаруженный на месте преступления, был также схвачен и сожжен. Такому же наказанию был подвергнут "дикий человек", нечто вроде огра, который свирепствовал в лесу Шатне в провинции Макон. Он устроил себе жилище возле уединенной, но, видимо, часто посещаемой церкви. Те, кто просился к нему на ночлег или просто проходил мимо его дома, были обречены. Он съел уже 48 жертв, чьи отрезанные головы гнили в его хижине, когда одному из прохожих, оказавшемуся сильнее его, удалось вырваться от него и убежать. Граф Оттон, узнав о случившемся от этого спасшегося человека, собрал всех людей, которыми мог располагать. Людоеда схватили, привезли в Макон, привязали к косяку в амбаре. Монахи из соседнего Клюни своими глазами видели, как он жарился на костре.

Таким образом, людоеды иногда погибали в наказания за свои преступления - многие же, несомненно, избежали наказания - но, во всяком случае, они умирали не от того, что ели. Чего не скажешь о тех несчастных, которые, по щепетильности или по бессилию, воздерживались от поедания человеческой плоти и прибегали к опасным эрзац-продуктам. Чтобы увеличить объем муки или отрубей, к ним старались что-нибудь подмешать, например белую глину, разновидность каолина, и тогда голод сменялся отравлением желудочно-кишечного тракта. Бледные и исхудалые лица, вздутые животы, груды трупов, которые уже не было сил хоронить по одному и которые накапливались "до пяти сотен и более" и затем сваливали, нагими или почти нагими, в огромные общие ямы...

Такое происходило не только в Бургундии. Монах Андре из Флёры в своих сборниках нравоучительных текстов "Чудеса святого Бенедикта" оставил свидетельство о событиях в Орлеане, где в 1032 году произошли разрушительные бури. И здесь голод длился три года. Здесь также имели место людоедство, тяжелые физические недуги, невероятно высокая смертность. Впрочем, монахи, жившие в монастыре святого Бенедикта, а также в Клюни, похоже, смогли довольно безболезненно выжить.

Истощение было в те времена не единственной причиной преждевременной смерти. В 956 году в Германии и Франции свирепствовала чума. В 994 году летописцы описали новую болезнь: "скрытый огонь", который охватывал сначала один член тела, затем постепенно овладевал всем телом и в одну ночь убивал пораженного им человека. Судя по всему, Бургундию поразила та же болезнь, а близость дат описаний позволяет предположить, что речь идет об одной и той же эпидемии, которая пронеслась по всей Франции с востока на запад. Этот "огонь" вновь вспыхнул в 1043 году в областях между Сеной и Луарой (реки во Франции) и по меньшей мере еще на севере Аквитании, а затем неоднократно возвращался в течение всего Средневековья. Он получил название "огонь святого Антония". По всей видимости, его можно отождествить с заболеванием, которое сейчас называют "эрготизмом" (от латинского названия действующего вещества спорыньи - "e r g o t i n u m") и которое вызывается употреблением в пищу некачественной муки, в первую очередь муки из ржи, пораженной спорыньей. Таким образом, здесь мы опять имеем дело с последствиями нездорового питания.

В общих чертах, несмотря ни на что, у историков создается впечатление, что 1033 год стал концом этой длинной вереницы мрачных лет. Тот же Рауль Глабер говорит об этом однозначно: чистое небо, зеленеющие плодородные земли "в году тысячном со дня Страстей Христовых". Вместе с тем во всех остальных хрониках начиная с 1033 года упоминания о стихийных бедствиях становятся значительно более редкими. А достигнув 1046 года, встречается свидетельства о "великом изобилии вина и овощей".

отсканировано с
книги Эдмона Поньона "Повседневная жизнь Европы в 1000 году".

tnx Gottfried

На главную страницу

..