Сегодня это и в самом деле настоящий парк из густых рощ пиний и бесконечных пальмовых аллей в северо-западной части Барселоны. На окруженной деревьями просторной террасе встречаются и беседуют пенсионеры и влюбленные парочки. Огромные, извивающиеся змеями вокруг террасы разноцветные скамьи - к услугам тех и других. Когда Гауди только начинал здесь свою работу, парка как такового не было и в помине. Не было и водных источников, территория выглядела пустынной, на склоне холмов не росли деревья. Теперь это зеленый мир, сотворенный Антонио Гауди. Впрочем, парка здесь действительно могло не быть: Эусебио Гуэль, почитатель и заказчик Гауди, замахивался на большее. Он мечтал о показательном поселке, о жилищном рае, о городе-саде. В результате получился просто парк, зато на благо всей Барселоне.
    Название этого грандиозного комплекса - Парк Гуэля, вошедшее в биографию архитектора и ставшее неотъемлемым от Барселоны, несколько условно. Действительно, сегодня это городской парк, и именно о нем думал в свое время Гуэль, после того как побывал за границей. Меценат предпочел бы вариант английского пейзажного парка, который, в случае его осуществления, мог стать надежной защитной зоной в условиях растущего индустриального центра. Еще одним прообразом оставался сугубо романтический сад, в котором доминировала бы стихийно сложившаяся планировка, сохраняемая горожанами.
    Несомненно, в этом замысле не обошлось без социальных утопий, которым Гауди отдал должное еще в 1870-х годах, при обсуждении его проектов для рабочего кооператива в Матаро. Гуэль также был ярым приверженцем идеи социальных реформ, особенно в период, совпавший с его поездкой в Англию. (Вряд ли случайно, что Карл Маркс готовил свои новые публикации именно в Лондоне и в те же годы.)
    В любом случае Гауди не помышлял о частном парке; речь сначала могла идти о возведении защитного зеленого кольца, предваряющем строительство большого парка. Но вскоре Гуэль уже не думал ни о зеленом рае, ни о новой достопримечательности Барселоны; богатый промышленник загорелся идеей нового жилого района для состоятельных или, по меньшей мере, не самых нуждающихся горожан. Для этой цели предусматривались шестьдесят земельных участков треугольного плана, располагавшихся на уединенных, возвышенных и хорошо освещаемых солнцем местах, с которых открывалась бы панорама Барселоны.
    Замысел потерпел сокрушительное фиаско. Было продано всего два участка, так как горожане не проявили интереса к столь масштабному начинанию. В одном из двух домов поселился сам Гауди, но, разумеется, не из соображений престижа. Известного своей скромностью архитектора, жившего только творческой работой, невозможно было заподозрить в чем-либо подобном. И все же Парк Гуэля стал для него самым притягательным местом. По соседству располагался старый семейный дом Гуэлей (сегодня здесь находится школа). Гауди решился на этот шаг также из-за престарелого отца, которому была уже не по силам крутая лестница в прежнем доме. Будучи закоренелым холостяком, мастер трогательно заботился об отце и племяннице (дочери рано умершей сестры). Отец девочки оказался пьяницей, не способным дать ей надлежащее воспитание и образование. Впрочем, Гауди, при всей его доброте, тоже мог быть нелегким в общении. Он, например, приходил в бешенство при виде слишком раскованно ведущих себя влюбленных, забредших в его парк.
    Остается только сожалеть, что первоначальный замысел Гуэля-Гауди остался неосуществленным. Реализация проекта нового жилого района могла существенно сказаться на облике сегодняшней Барселоны. Гауди предлагал интереснейшую комбинацию из городского жилого района и зоны отдыха. В качестве соединительного звена предусматривалось некое подобие центральной торговой площади, служившей также местом встреч и проведения театрализованных и фольклорных празднеств.
    Итак, нереализованной осталась "социальная программа" Гуэля, но не та часть замысла, за которую отвечал архитектор. Он, напротив, превратил "зону отдыха" в высокохудожественный комплекс, в некое подобие скульптурного ландшафта, оперируя на сей раз не каменными глыбами, а уже целыми холмами в качестве исходного пластического материала. Что это был за оформитель! Художник, наделенный безошибочным чутьем формы и цвета, живописец и скульптор одновременно! Пожалуй, лишь в Доме Мила эта его способность к сверхмасштабному пластическому чутью представала еще более впечатляющей.
    Как уже не раз бывало в творчестве Гауди, его парковый ансамбль синтезирован из, казалось бы, абсолютно взаимоисключающих начал. Это и несколько рискованный диссонанс ярких по цвету фрагментов архитектуры со строгой гаммой пейзажа, однако и он в итоге оборачивается умиротворенной и явно обогащенной картиной целого. Другой пример - бесконечно длинные стены, окружающие парк площадью в двадцать гектаров. Они тоже могут показаться старомодными, но они мягко вторят перепадам рельефа местности и подчеркивают красоту стихийной планировки парка.
    Архитектор остается верным традициям английского прогулочного сада, а заодно и стилистическим вкусам своего работодателя Гуэля. Правда, его парковая архитектура выглядит полностью независимой от английских образцов. Как и в годы увлечения мавританским стилем, Гауди воссоздает лишь ощущение конкретного пейзажного прообраза, но средствами собственного формального языка. То же самое можно сказать о его "заимствованиях" в неоготике и о его следовании приемам стиля Ар Нуво.
    Для разбивки парка Эусебио Гуэль приобрел район Мунтанья Пелада, расположенный в северо-западной части города. Район был почти безлесным - идеальная предпосылка, об этом можно было только мечтать. Однако отсутствие воды и каменистая почва превращались в непреодолимую проблему как для планировавшегося поселка, так и для реально создаваемого парка. Великий практик Гауди решил эту проблему гениально.
    Местами территория парка оказывалась довольно крутой, что порождало дополнительные заботы для строителей. С другой стороны, холмистый пейзаж обусловливал живописность линии обходящей его стены. Отдельные ее участки при этом получились подчеркнуто выделенными в цвете - в первую очередь, все семь ворот, включая центральный вход со стороны Калье Олот. Стена здесь на две трети высоты сложена из камня охристого оттенка; она также расширена вверху и перекрыта двускатным навесом, декорированным белыми и коричневыми керамическими плитками. Благодаря этому декору стена становится нарядной, а летом - буквально сверкающей под лучами солнца. Гауди остается верен себе, привнося в этот декор практические соображения. Его керамический навес надежно защищает стену от атмосферных осадков, а заодно и от непрошеных "гостей", пожелавших бы перемахнуть через ограду. Все оформление парка строго подчинено взаимосвязи художественного и практического начал, и именно в данном архитектурном комплексе была с наибольшим эффектом продемонстрирована эта сторона дарования Гауди.
    Главный вход в парк производит впечатление прежде всего с эстетической стороны. Он фланкируется двумя павильонами, которые могут показаться вначале избушками из сказочного леса. Их диковинные стены и особенно кровли с трудом связуемы с обычным представлением о доме, однако это впечатление обманчиво. Ограда парка и павильоны нерасторжимы в своем единстве: оба домика кажутся рожденными стеной, они - своего рода овальные "вкладыши" в ее конструкцию. И то и другое возведено из общего строительного материала, нарядные кровли домов перекликаются с цветной отделкой верха стены. Диссонансом в этой гармонии может показаться разве что десятиметровая башня одного из павильонов, явно вырывающаяся из общей картины.
    Как и башня Эль Каприччо, эта башня отделана крупными изразцовыми плитками в шахматном порядке. Думается, что Гауди рассчитывал на реальный ракурс восприятия башни со стороны подхода к воротам и потому сознательно сблизил белый и голубой цвета этих изразцов с цветом фона - неба и облаков. На входной стене и на обоих павильонах разместились небольшие медальоны с названием парка - очередной, казалось бы, декоративный, но и функциональный элемент ансамбля.
    В оформлении центрального входа в парк возобладал все тот же универсальный принцип Гауди: использовать ошеломляющий, почти магический для глаза и сознания человека визуальный эффект как прием, усиливающий чувство гармонии и единства в представляемой картине. Таков, например, эффект превосходного изразцового декора обоих павильонов, достигаемый с помощью дешевых строительных материалов. Основной из них - натуральный камень, добытый здесь же, со склонов близлежащих холмов.
    Территория будущего парка оказалась разновысотной, не очень подходящей для разбивки аллей и дорог. Гауди все же отказался от перепланировки, предпочитая подчиниться условиям местности. Возникли улицы в виде виадуков или туннелей, в ход пошел новый строительный материал - щебенка. Для драгоценной керамической отделки использовалось все: отходы с керамических заводов, бракованные и битые плитки. Мастер уже в самом начале нового столетия пришел к технике коллажа, получившей распространение у дадаистов в 1920-е годы.
    Без помощи художника-керамиста Жозепа Мариа Хухоля почерк Гауди-оформителя, возможно, не выглядел бы столь впечатляющим. Однако подобные выводы могут показаться спорными. Архитектура немыслима без коллективного участия специалистов, и Гауди обычно приветствовал всякую творческую инициативу. Как заявил он однажды, любая работа - плод общих усилий, рожденный на почве взаимной любви. И сам же воплощал этот девиз, когда сутками пропадал на строительной площадке, особенно в Саграда Фамилиа.
    Гауди никогда не был теоретиком. По его мнению, архитектор не может вдохновляться идеей изобретательства в работе над значительным проектом. Он должен по возможности профессионально исполнять этот проект. В подобной своей позиции Гауди оставался верным традициям зодчества XIX столетия.
    В последние его десятилетия распространение получила тенденция к прагматизму, особенно в Англии, в творчестве Уильяма Морриса. Моррис был художником и владельцем мебельной фабрики, увлеченным идеей социального реформаторства. Он, в частности, пытался наладить производство дешевой и красивой мебели для рядового потребителя, в том числе для рабочих семей. Без сомнения, Моррис приветствовал бы исходные социальные и творческие предпосылки строительства Парка Гуэля в Барселоне. Гауди начинал свою карьеру как раз в это время, когда искусство начало возвращаться к своим истокам - художественному ремеслу и повернулось лицом к реальной действительности. А его Парк Гуэля стал конкретным подтверждением правильности и осуществимости обеих последних тенденций. В то же время было очевидно, что общественность Барселоны еще не готова к пониманию и приятию этого исторического интернационального процесса. (Сегодня, в эпоху массового производства и потребления, искусство и художественное ремесло вновь стали отдаляться друг от друга.)
    Добиваясь с помощью обычных и дешевых материалов блестящих художественных результатов, Гауди предвещал многое из того, что позже с успехом будет развито кубистами, а также его соотечественниками Миро и Пикассо. В то же время использование низкосортных и недостаточно стойких материалов оборачивалось дополнительными конструктивными проблемами.
    Мастер вынужден был использовать многослойные структуры для повышения статики в своих постройках. Тем не менее внешне они кажутся созданными из единого строительного материала. Полая башня левого входного павильона, например, имеет стенки толщиной в пять сантиметров из слоев кирпичной массы, бетона и металлической арматуры. Башня завершается тремя рядами кирпичной кладки, украшенной мозаичным керамическим поясом. Способ этот одновременно прост и гениален, и он нашел широчайшее применение в Парке Гуэля.
    Подобные конструктивные решения были открыты в ходе ремонтных работ, после того как парк перешел в собственность города в 1922 году. Особой надобности в этом ремонте не было; парковые строения оказались на удивление прочными, при всем том, что они кажутся довольно хрупкими.
    Необычайно привлекательной выглядит та часть парка, в которой не встречаются жилые дома, а, напротив, господствует непосредственная атмосфера паркового ландшафта. Минуя вход с его боковыми павильонами, вы оказываетесь перед внушительной лестницей, напоминающей лестницы больших дворцов прошлого. Два ее нижних широких пролета, разделенные в центре зеленой клумбой, ведут к центральной части всего паркового комплекса. Здесь дорогу посетителю преграждает страж территории - большой дракон с пестрой мозаично-изразцовой чешуей. В нем узнается старый знакомец с въездных ворот усадьбы Гуэля, правда, уже не из кованого металла и не столь впечатляющий изысканными линеарными формами в духе Ар Нуво.
    Еще несколько шагов, и вы оказываетесь перед пастью другой рептилии и перед новым символом Гауди. В изображении большой змеиной головы с желтыми и красными полосами скрыт намек на герб Каталонии. Каждая из рептилий помещена в непосредственной близости от водосливных кранов цистерны.
    Уже отмечалось, что центральная входная лестница трактована архитектором в духе дворцовых лестниц прошлых столетий. Следуя по ней, вы сталкиваетесь с еще более откровенным анахронизмом - многоколонным дорическим "залом" без стен, напоминающим греческий храм. Вполне возможно, что, возводя его, Гауди учтиво напоминал о пристрастии своего заказчика и друга к классике.

Колонный зал. Его перекрытие, одновременно служащее сценической площадкой, поддерживается условно трактованными дорическими колоннами.

    Колонны расположились в "ячеистом" или "сетчатом" порядке и потому воспринимаются непроходимым "лесом колонн". Гауди не был бы Гауди, если бы не пришел, в конце концов, к античным реминисценциям. Внешне его дорические колонны близки греческому образцу; они слегка наклонены и расширяются книзу (правда, не столь заметно). Колонны в центральной части "зала" не отличаются по размерам от колонн во внешних рядах. Здесь в очередной раз реализуется знаменитый творческий принцип Гауди: его колонны - не просто опоры для перекрытия, да и само перекрытие - не просто крыша, но и основание для чего-то другого. Да, это очевидно: функция потолка здесь вторична, поскольку "потолок" не что иное, как центральная территория всего ансамбля парка. Она же - рыночная площадь несостоявшегося поселка Гуэля, или, по аналогии с центром древнего греческого города, площадка для театральных представлений.
    В последнем случае весь Парк Гуэля в его первоначальной планировке можно было воспринимать огромным амфитеатром. Публика здесь располагалась бы не на традиционных ярусах, окружающих площадку сцены; "ярусами" становились бы ближайшие холмы, а "сидячими местами" - дома поселка.
    Сам Гауди именовал центральную площадь парка (размерами 86 х 40 м) именно "греческим театром". Одна его половина приходится на твердую почву, другая - на перекрытие дорического Колонного зала. Колонны, повторяем, не только поддерживали перекрытие; они были полыми и функционировали как водостоки во время дождя, фундамент "греческого театра", таким образом, заключал в себе сложную внутреннюю жизнь. Он оказался к тому же идеально ровным сверху, так что воде здесь просто некуда было деваться - только стекать вниз сквозь колонны.
    Гауди в пору его зрелости разрешал проблему обезвоженности почвы с помощью подсказок самой природы. Архитектор предусмотрел все, даже естественную фильтрацию воды в процессе ее сложного пути. Не удивительно, что в мотивировке городского приза Барселоны за Дом Кальвета учитывали не только совершенство проекта, но и достижения Гауди в разработке вентиляционной системы здания и методов очистки воды. В симметричном строе опор в Колонном зале были предусмотрены свободные пространственные зоны, снижающие ощущение перегруженности "интерьера". А помощник Гауди Жозеп Мариа Хухоль оформил их сверху изящными декоративными медальонами.
    На этом функциональный диапазон архитектурного комплекса парка не исчерпывался. Стены, окружающие его территорию, не только предохраняют от вторжения любопытных прохожих извне. Отдельную, весьма прихотливую в плане "стену" составила бесконечная вереница скамей вокруг террасы, предназначенной для дружеских и деловых встреч. Изгибающаяся форма каждой из этих скамей позволила не только значительно увеличить число возможных мест, но и обеспечить интимную, располагающую атмосферу для собеседников.

Планируя улицы и дороги парка, Гауди нередко использовал специфику рельефа местности. Стремясь сохранить живописные холмы, архитектор проводил над ними экзотические арочные туннели, укрепляемые наклонными опорами и стенами.

    Естественно, что при этом не мог не возникнуть еще один "случайный" эффект - самоценная и органическая линия из множества соединенных скамей вдоль трех сторон террасы.
    Органичность архитектурного образа оставалась для Гауди высшей заповедью в эти годы. Проектируя форму скамей, мастер добивался ее идеальной слитности с естественной позой человеческого тела. Для этого обнаженную модель усаживали на еще не застывшую заготовку формы сиденья в мокром гипсе, с тем чтобы потом ориентироваться на точный "оттиск" фигуры. Даже абстрактный характер орнамента скамей не исключал чего-то "человеческого", "естественного".
    Стремясь избежать опасности иллюзионизма, Гауди обращается к технике "битой керамики", давно опробованной им в убранстве крыш и стенных плоскостей. Скамьи покрываются мозаикой из множества разбитых изразцовых плиток и кусочков цветного стекла; архитектор при этом часто полагался на фантазию и художественное чутье своих помощников. Одному ему было не под силу выполнить всю эту грандиозную работу.
    Один из критиков пришел к выводу, что декоративное убранство скамей осуществлялось справа налево, судя по нарастанию качества и фантазии декора. Гауди и его помощники в какой-то мере несомненно предвосхитили будущие картины Жоана Миро (работа над Парком Гуэля длилась с 1900 по 1914 год. Миро родился в 1893 году). Отметим также, что благодаря такой отделке скамьи получились более гигиеничными и прочными.
    Каждая из них прекрасна по-своему, но каждая в своем изгибе неизбежно вторит бесконечной синусоиде парковой стены, а значит - и аналогичной по рисунку цепи живописных холмов. Сходной гармонией отмечена также сеть улиц и дорог в Парке Гуэля.

Двухуровневая прогулочная галерея.

    В убранстве парковых скамей Гауди предстал гениальным декоратором, в строительстве дорог - конструктором-проектировщиком того же масштаба. Стремясь повсюду сохранить рельеф местности, мастер проектирует изощренную сеть улиц и дорог, предусматривая множество живописных поворотов или, напротив, прямых туннелей с рядами опор по сторонам. При этом он неизменно оперирует простыми и натуральными конструктивными приемами. Опорные столбы, например, Гауди возводит только из кирпича, чтобы свести к минимуму неизбежное искажение пейзажного образа. Составленные же из этих опор "аркады" чаще всего кажутся цепью пещерных входов, причем самого естественного облика. Чем более хрупкими выглядят его наклонные колонны, тем более незыблемыми они оказываются в действительности. Гауди постоянно перепроверял данную закономерность с помощью экспериментов на предварительных моделях. "Пещеры" в итоге превратились в идеальные укрытия от слепящего солнца и непогоды, и в них всегда можно было найти скамьи для отдыха, вырубленные прямо в каменной толще. Следование духу и формам природы по-прежнему оставалось первой заповедью для мастера.
    Парк Гуэля в трактовке архитектора Антонио Гауди оказался ценнейшим вкладом в необычную для тех лет область художественной практики. А достижения этого зодчего в деле сохранения естественной природной среды продолжают считаться образцовыми и в наше время. Именно поэтому в 1984 году Парк Гуэля был объявлен выдающимся национальным памятником и взят под охрану ЮНЕСКО.
    Этот ансамбль остается самым ярким воплощением единства архитектуры и окружающей природы во всем творческом наследии Гауди. С высоты обретенного здесь опыта зодчий мог уже с уверенностью подходить к своим поздним творениям, в которых он попытался сопоставить природу реальную с природой совершенно иного, божественного толка.