Придя домой, сразу заметил, что-то не так. Как будто вошел не в свой дом. Вроде, вещи на своих местах. Все как обычно, но... как-то еле заметно сдвинуто, повернуто, испачкано. Не помню, о чем тогда думал и думал ли вообще, но, бесспорно, длилось это не долго. Мое неведение вдребезги разбилось вместе с вылетевшей из гостиной вазой. Стало ясно: я не один. Раздевшись и помыв руки, пошел на кухню варить кофе.
Довольно странным было, когда из холодильника вылез мужчина. Непонятно, как один поместился в другом. Были задеты полки, посыпались продукты. Первое время мы еще как-то пытались этому препятствовать, ловя и кладя на место, что попадало в руки. Но скоро пришлось остановиться, так как все рухнуло вместе с холодильником.
Затем сварили кофе. Выпили его там же, на кухне. Хотя, на самом деле, я сделал это один, а кухонный гость в уже привычной для себя манере вылил все на рубашку. Обжегшись, он громко кричал. Стало страшно, как бы соседи не вызвали милицию. Все обошлось.
Потом пошли в гостиную. Хотел посмотреть, что там все-таки происходит. Моего гостя, видимо, это волновало меньше, поэтому, немного пройдя за мной, он свернул в ванную. Краем глаза я увидел, что там уже постелено. Холодильный человек просто лег и сразу же заснул.
Проходя мимо разбившейся вазы, не без сожаления вспомнил, что с ней уже покончено. Боялся порезаться об осколки. Но удалось пройти, не повредив себе. В гостиную вошел в полном порядке.
Меня встретили громким и непонятным хохотом. Смеялись все - все семь человек. В какой-то момент даже стало страшно за их легкие. Некоторые гости, особенно парень, рывшийся в ящиках стола, явно нуждались в помощи. У парня от не прекращаемого смеха вздулись сосуды на шее, и голова наполнилась кровью. Она могла брызнуть и залить всю комнату.
- Вам не стоит так много смеяться, - обратился я.
Удивительно, но сразу же все замолчали. Только немного постанывал парень с набухшей головой: никак не мог отдышаться.
- У вас довольно мило, - сказал один из гостей.
- Спасибо.
Только сейчас я заметил на столе бутылки - все, что можно было найти в доме. Многие уже были пусты. Мое внимание привлекли и осколки в углу комнаты.
- Мы были немного неряшливы, но в целом все было прекрасно, - добавил тот же, заметив мой взгляд на осколках.
- Не стоит беспокоиться.
- Конечно.
Я включил телевизор и сел в свободное кресло. Оно было пропитано какой-то липкой вязкой жидкостью. Решил ничего не менять.
Телевизионный экран долго оставался темным. Сидевший на столе и точивший саблей ножки табуретки, предостерег меня:
- Сегодня ничего интересного не будет.
Сабля всегда висела на стене. А ножен я нигде не видел.
- Посмотрим.
- А тут и смотреть нечего.
Он спрыгнул со стола, подошел к телевизору и со всего размаха разбил экран табуреткой.
Все засмеялись, но уже не так громко, как вначале.
- Ловко у вас это получилось, - заметил я.
Человек слегка поклонился и всадил саблю в мягкий диван. Не знаю, что тогда на меня нашло, но я попросил их уйти. Сразу всех. По-моему, это несколько смутило гостей. Копавшийся в столе парень полностью вытащил один из ящиков и швырнул в сервант. Все разбилось и посыпалось на пол. Мне стало неприятно.
- Уже довольно поздно, - попытался как-нибудь смягчить ситуацию. - Мне хотелось бы побыть одному. Вы не против?
- Разумеется, - сказал старик, куривший мои сигареты (наверно, нашел в столе). Пепел он сыпал на ковер. Само по себе это было странным, так как в другой его руке была пепельница. - Хотя я не совсем понимаю вас. Ведь вы можете выйти в коридор и там спокойно побыть один. Это очень просто.
- Или в ванной, - вмешался курносый человек.
- В ванной спит Петр, - перебил старик.
- Да, в ванной спит Петр, - подтвердил я.

В ванной спал Петр, и, решив не создавать лишних проблем, пошел в спальню. Включить свет так и не удалось. Казалось, люстры здесь уже нет. Чувствовал себя не совсем комфортно из-за простыни: в нескольких местах ее прожгли сигаретами. Оставалось только ссыпать табак и пепел. Кстати, на полу лежал еще кто-то. По-моему он был сильно пьян, и я не стал его беспокоить: с пьяными всегда много проблем.
Итак, я лег в спальне и, несмотря на крики, смех и звон бьющейся посуды, доносившиеся из соседней комнаты, крепко уснул. И неплохо провел время до самого утра.

Проснулся в приподнятом настроении, хотя и очень голодный. Оделся и пошел на кухню. Вчерашних людей уже не было. Приготовив немного еды, хотел посмотреть телевизор, но вспомнил, что он теперь не работает. Пришлось слушать радио.
На всех частотах играла музыка (по-моему, одинаковая), но вскоре нашел, что меня интересовало. Несколько минут ведущий рассказывал о каком-то поэте. Прозвучало название поэмы. Не запомнил - что-то из одних цифр. Поэт начал читать, и я выключил радио. Это было невозможно слушать. Разобравшись с завтраком, пошел на работу.

В автобусе ко мне подошел довольно странный негр. Его лицо было как будто знакомо, хотя я не знаю ни одного негра.
- Вы знаете, - обратился он, - а у меня СПИД.
Я прислонился спиной к стене автобуса, зевнул.
- Вы знаете, а у меня СПИД, - повторил, оглядывая меня с ботинок до волос на голове.
Я отвернулся и посмотрел в окно.
- Что такое СПИД? Что хочет этот черный дегенерат? – крикнул мальчишка с гвоздем в голове.
Автобус выехал из тени, солнечные лучи с силой ударили по глазам. Я повернулся к негру. Он уныло посмотрел на меня и скрестил руки на груди. В этом положении они и отвалились. Упали прямо на пол. Довольно неприятное зрелище.
- Довольно неприятное зрелище, - сказал безрукий, совсем расстроившись.
- Согласен.
Никто из пассажиров ничего не заметил. Открылись двери, и я вышел на улицу.
- Иди пешком, - крикнул калека вдогонку.

И я пошел пешком. До здания, в котором работал, оставалось еще минут пять ходьбы, когда взгляд наткнулся на пропасть, обрывающую поверхность города по длинной, на сколько хватало взгляда, линии. Я удивился, немного испугался, легко выругался. Подойдя к самому краю, посмотрел вниз. Только пустота: ни вещей, ни тумана - ничего.
Наверно, так бы и стоял в растерянности, но подошел прохожий:
- Добрый день. Удивлены?
Он был одет во все грязное. Липкими пыльными руками стряхивал с себя песок.
- Немного.
Несколько минут мы смотрели вниз.
- С самой войны так.
- С какой войны?
- С последней, - сказал он, немного удивившись.
И рассказал о войне. О ядерном оружии и больших ракетах. О ядерной злости и большой глупости. Постоянно повторял «Все применили в дело».
- …взорвали ровно по экватору, - итог рассказа. - Половины планеты как ни бывало.
Я не знал, что говорить, как себя вести. Не знал даже, куда деть руки. Вспомнились отвалившиеся конечности автобусного негра.
- А ты идиот, - сказал ему.
Он не обратил внимания. Еще немного постояв, я решил уйти.
- Теперь летаем так, - крикнул грязный.
Забавно, что моя работа осталась на исчезнувшей половине.
- Интересно, где проходил экватор, когда взрывали планету?

Решил пройтись по городу, посмотреть, что изменилось еще, когда услышал приятный голос, доносящийся из смотрящего на меня раскрытого окна первого этажа. Подошел и заглянул внутрь.
Было что-то убивающее в лекционном зале на первом этаже жилого дома. За кафедрой стоял хорошо одетый человек с серьезным лицом. Читал лекцию студентам, сидящим здесь в больших количествах. С доски белела половина шара, лектор выписывал формулы.
- А теперь посчитаем момент инерции половинки шара, - его речь, свободная и плавная, легко достигала сознание слушающих.
- Какой приятный голос.
Пока лектор выполнял на доске необходимые преобразования, я внимательно оглядел студентов. На кистях многих болтались продолговатые предметы. Приглядевшись, увидел, что это были шприцы. Поймал на себе взгляд одной девушки. Ее глаза улыбались, смеялись. Черт, почему ей захотелось вскрыть вены? Почему нам всем захотелось вскрыть вены? Студентка вдавила в руку наркотическую жидкость, все еще смотря на меня. Голос с кафедры внезапно исказился. Лектор ссыпал весь мел на пол и теперь давил его ногами.
- Я не могу жить на такой планете, - крикнул он. - Половина вращающегося дерьма.
Девушка еще улыбалась, когда лектор закончил и выбежал из аудитории. Студенты остались на своих местах. Все они улыбались.
Я отошел от окна. Хотелось лечь на дорогу и ждать грузовика. Ложиться, конечно, не стал. Взяв себя в руки, пошел снова осматривать город. Что от него осталось?

Взгляд скользнул по вывеске “Лучшее для вашего мозга”. Зашел внутрь магазина. Со всех сторон на меня смотрели новенькие мониторы, раздетые платы, компьютерные корпуса. “Биопроцессор пятого поколения, эмулирующий большинство математических операций” - текст напротив крохотной микросхемки.
- Что-то новое.
Наверно, я произнес это вслух, так как незамедлительно подошел молодой человек весьма растрепанного вида. Вряд ли он работал в этом магазине.
- Вы интересуетесь новейшими биочипами? - спросил он.
- Что? - после некоторого молчания.
Растрепанный едва заметно улыбнулся. Затем предложил:
- Давайте выйдем на улицу.
Мы вышли.
- Какой у вас?
- Что? - Снова спросил я. - У меня?
- Да чип. Что же еще?
- Обязательно должен быть какой-то?
Он снова улыбнулся.
- У вас, я так понимаю, нет вообще никакого?
- Наверно.
Молодой человек испуганно поднес палец к губам, но было уже поздно. Со всех сторон подбежали солдаты в одинаковой белой форме. Ни на что не обращая внимания, они вывернули нам руки и затолкали в подъехавшую машину.
Пока ехали, новый знакомый рассуждал о всесилии искусственного интеллекта, о “компьютеризации населения”, о превращении людей в компьютерные железяки. Я почти не смотрел на него, но все же заметил, как несколько раз его лицо менялось на лицо бродяги, повстречавшегося мне у пропасти. Только сейчас стало понятно: у них с бродягой был один голос на двоих. И тембр и интонация были одинаковыми.
Машина остановилась, меня отвели в камеру. Очень странную: стены, пол, потолок были зеркальными.
- А меня оказывается здесь много, - ото всюду смотрели многочисленные отражения моего лица.
Камера была абсолютно пуста, пришлось сесть на зеркальный пол. Просидел так, наверно, около полу часа, обдумывая услышанное в машине. Медленно, но верно я сходил с ума.
Потом решил встать, немного походить. Наверно, ходил бы так все предоставленное время, если не заметил, что делали мои отражения – все они вели себя по-разному. Прислонившись спиной к стене, я медленно сполз на пол.
- Началось, - стукнуло в голове.
- Началось, - повторило одно из отражений.
Отражения даже не пытались соответствовать моим движениям.
- Все нормально? - спросило одно из них.
После короткого разговора мне предложили поменяться местами:
- Можем поменяться местами.
- Конечно.
Отражение вышло из зеркала, перестало быть плоским. Мы стояли напротив и смотрели друг на друга.
- Все равно, все мы клоны, - вдруг сказал человек, всадивший саблю в диван. Он легко вытащил ее и втолкнул меня на свое место.
Я оказался в зазеркалье.

Три солдата в белой форме прошли вместе со мной в комнату, в центре которой стояли кровать и доктор в халате. Положили и закрепили все подвижные части тела. Затем ушли. Доктор несколько раз обошел кровать, оглядывая меня со всех сторон.
- Что у тебя в голове? - спросил, положив руку на мой лоб.
Меня прекрасно прикрепили: было больно даже дышать.
- Мозги.
- И все? - Он странно посмотрел. В руках появилось несколько инструментов.
- Что вы собираетесь делать? – задыхаясь, спросил я.
- Еще не знаю.
Доктор подошел к кровати вплотную и приставил к затылку металлический кол.
- Немного терпения, дружок, и мы узнаем, что тебе мешает.
Начал вколачивать кол в голову. Тело превратилось в комок нервов. Невыносимая боль разлилась по всем направлениям. Сознание осталось во мне.
- Все хорошо, - сказал доктор, отложив кол с молотком.
Я почувствовал дыру в голове - медицинское вмешательство.
Доктор принес несколько щипцов разных форм и размеров. Через секунду одним из них он бесшумно вошел в меня, как обычно - в голову. Достал мокрую мякоть и показал мне.
- Жидковатые у тебя мозги. - Шутка с закрытыми глазами.
Жизнь треугольником засочилась по жилам. Дойдя до сердца, она убила меня.

Я оказался в зазеркалье. Рядом со зданием, в котором работал. Посмотрел на часы. Оказывается, еще успевал. Зайдя внутрь, направился к своему кабинету. Было неприятно встретить там своего двойника. Нужно признать, на моем месте уже кто-то работал. По крайней мере, это был человек, ничем от меня не отличавшийся. Я посидел несколько минут в коридоре, полистал журналы. С головой творилось черт знает что.
Придя в себя, снова зашел в кабинет. Двойник нисколько не удивился моему появлению.
- Вам что-нибудь нужно?
Он молча перекладывал бумаги.
- Разве грязный не рассказал о войне? – Из-под стола вылез человек, разбивший телевизор. - Там бомбили прямо по экватору. Той половины вообще не осталось.
Двойник недоуменно посмотрел на меня, похоже, считая происходящее моей выдумкой. Немного помолчав, сказал:
- Все нормально. Я всего лишь клон.
- Всего лишь, - повторил я.
Очень глупо, кстати, повторил. Клон встал с кресла, подошел и всадил мне в глаз авторучку. Комната наполнилась болью.
В кабинет въехал низенький столик, на котором стоял монитор, через секунду сам собою включившийся. На экране студенты с торчащими шприцами разносили квартиру. Шипящий рев со всех сторон. Монитор призывал к порядку. Монитор требовал, чтобы подчиненные работали. Монитор управлял клонами и моим двойником.
- Здесь еще остались нормальные люди? - заорал лектор. Он продолжал давить мел.

Все повторяется. Ничто не обходится без повторов. История не обошлась без повторов и на этот раз. Солдаты в белой форме схватили и отвезли меня в зеркальную камеру. Размышляя, просидел на полу несколько часов. Отражения снова потеряли зависимость от своего прообраза. Я смотрел на них и улыбался.
Двойник, с которым менялись местами, протянул руки. Ими он и начал меня душить.
- Ты грязный подонок. - Крикнули руки. - Ты обрек меня на мучения. Они издевались. Долго издевались. И убили меня.
Все сильнее ощущался недостаток кислорода. Еще видящим глазом я заметил, как в огромную озоновую дыру с планеты вытек весь воздух. Умер.