Обычно считают, что евгеника - шарлатанская псевдонаука, которая началась с Mein Kampf и закончилась с опытами д-ра Менгеле. Это не так. Сегодня в ходу эвфемизмы - "планирование семьи" и "генная инженерия". Но, как мы увидим, зачастую эвфемизм - лишь способ убить тебя нежно и с новой песней.
Евгеника есть генная теория, применная практически с тем, чтобы улучшить генный материал человеческого вида (позитивная евгеника) или устранить генный мусор (негативная евгеника). В начале столетия евгеника выставлялась как моральный императив. Для домашних хозяек и матерей того времени евгеника значила заботу о здоровье на проверенной научной основе. Для обществоведов, евгеника была способом качественно улучшить человеческий род, похожим на селекцию, которая дает нам новые, более выносливые породы скота. Ожидались результаты самые благоприятные: постоянный рост человеческого интеллекта и уменьшение преступности и врожденных уродств. Многие американские штаты, взяв в руки топор евгеники, приняли законы о стерилизации физически неполноценных. К концу 1920х годов многие тысячи умственно дефективных и буйных преступников подверглись насильственной стерилизации - оправданная законом и наукой экспедиция в царство превентивной социологии.
Однако к середине 1930х евгеника мало-помалу стала синонимом расизма и псевдонауки. Усиливалась вражда с Германией, а расовая политика нацистов была удобной мишенью для пропаганды союзников, - откровения о тевтонском расовом превосходстве угрожали и американцам, и англичанам. Появилось огромное количество анти-нацистских книг и памфлетов, в которых высмеивался миф об арийском супермене. Забавно, впрочем, отметить, что немецкие Народные Суды всего лишь имитировали американскую евгеническую политику. Еще в 1930 году Гитлер признавался своему экономическому советнику Вагенеру: "Я с большим интересом изучил законы нескольких из американских штатов, предотвращающие воспроизводство для тех, чье потомство, по всей вероятности, оказалось бы безразлично или вредно для здоровья расы."
В стране сплошной ненависти к "гуннам" установилось непоколебимое равенство: "евгеника=расовая ненависть". А ведь в 1920-е годы большинство евгеников сразу же открещивались от тех, кто, подобно Мэдисону Гранту и Лотропу Стоддарду, рекламировали заимствованные у де Гобино теории нордического расового превосходства. "Унция евгеники стоит фунта расовых предрассудков", - писал проф. Фрэнк Хэнкинс в "Эволюции современного мышления", пытаясь, для спасения научной евгеники, соединить ее с американским лозунгом "плавильного котла". Ни Хэнкинсу, ни его коллегам не удалось поддержать угасавшее пламя. К 1940-му году фонды на исследования и узаконенные стерилизации были полностью урезаны, а евгенический идеал нации, полной гениев и свободной от имбецилов, остался всего лишь туманным воспоминанием.
Но в противовес прикладной генетике возникла тирания совершенно иного рода. Сделанное в конце 1930х, заявление Григория Лысенко о том, что наследственных черт не существует, и все черты определяются окружающей средой, проложило путь для перестройки русского духа по образу и подобию Иосифа Сталина. С отказом от теории наследственности, советским правителям стало легче настаивать на непреклонной верности массивным дозам коммунистической догмы. Олдос Хаксли и другие научные фантасты изображали картины евгеничеки-технологического кошмара, сверкающих сборочных конвейеров, укомплектованных всем вплоть до сосков из нержавеющей стали. (Позднее Хаксли пришел к выводу, что "нерегулируемый" процесс самовоспроизводства приводит к кошмару куда большему.) Что до США, то здесь теория интеллекта, определяемого средой, создала законную основу для исков по обвинению в расовом цензе против тех учреждений, что используют I.Q. тесты и тесты SAT - в которых белые и азиаты постоянно показывают себя гораздо лучше, чем черные и испаноязычные американцы. Эгалитаризм принимает в качестве решения программы Равных Возможностей, но не науку, которая говорит о генетических превосходствах и недостатках. Для либертарианца нет картины более страшной, чем Государство, вкусившее от писания Социального Дарвинизма.
На волне всеобщего анти-нацизма, распространившейся после второй мировой войны, спонсируемые ЮНЕСКО ученые вроде антрополога Эшли Монтагью наполнили книжные магазины, колледжи и академии такими книгами, как "Самый опасный из человеческих мифов" - труд, ставящий себе целью развенчание "фашизма гонад". Ближе к нашему времени, факел борьбы с евгеникой был подхвачен учеными-журналистами наподобие Стефена Джея Гулда ("Ложная мерка для человека"), Аллена Чейза ("Наследство Мальтуса") и Дэниела Кевлса ("Во имя евгеники"). В традициях американской и английской антинацистской пропаганды, их тома выговаривают евгенике за ее этические предпосылки - а заодно, и за ее научные достижения. Кевлс заключает свою книгу словами: "...чем большего мастерства достигает генетическая наука, тем больше разъедает она нравственные традиции в медицинском и репродуктивном поведении."
Неопределенное отношение ЮНЕСКО к евгенике - то за, то против, - заслуживает внимания, ибо показывает, как процесс деторождения пытаются направлять в ту или иную сторону в сугубо политических целях. Г. Брок Чисхолм, бывший директор Всемирной Организации Здравоохранения, высказал очевидную цель ЮНЕСКО таким образом: "Обязанность людей во всем мире - практиковать контроль над рождаемостью и смешанные браки, с тем, чтобы создать одну расу в одном мире и под одним правительством." Заявления, подобные сделанному Чисхолмом, прекрасно иллюстрирует то, как толкование евгеники, отвечающее идеалам гуманизма, восстанавливается в правах под лозунгом половой свободы и равенства рас, в то время как стремление основателей евгеники к нравственному и интеллектуальному совершенствованию вида по-прежнему проклинается как дьявольское наваждение.