Если в неком приличном обществе произносится слово "нигилист", непременно подразумевается нечто дурное, отрицательное, прямо противоположное нормальному порядку вещей. Существует, правда, и более мягкий либеральный вариант, когда нигилизм снисходительно списывается на молодость или вполне тривиальный юношеский максимализм. В таких случаях приличное общество менее агрессивно и со скептической улыбкой ожидает возвращения блудных детей в свои объятия. Постыдное человеческое свойство "стареть" делает эти лукавые надежды отцов, увы, небеспочвенными.
Злосчастные истории о бунтовщиках, внезапно мутировавших в крыс или мулов, давным-давно утратили привкус парадокса. Теперь они банальны, маловыразительны и просто скучны. Совсем иное дело нигилизм тотальный - выстраданная и осознанная, парадоксальная философия "отрицания отрицаний". Такой нигилизм не самоцель и не поза, но единственная, последняя возможность одинокого эго противостоять Системе. Системе, страшная экзистенциальная сущность которой - отрицание.
Известный авторитет христианского богословия Августин Блаженный, рассуждая в своей "Исповеди" на метафизические темы, поделился с миром следующей мыслью: "Зло - это то, что взятое с чем-либо в отдельности, с ним не согласуется, но то же самое, согласуясь с другим, оказывается хорошим." Исходя из учения об иерархическом строении бытия, христианская традиция вообще исключает понимание зла как отдельной субстанции и рассматривает его как некую извращенную волю, отвернувшуюся от Бога к низшим ступеням творения. В этой перспективе сползание мира ко лжи становится возможным только при прогрессирующем отклонении вещей от своего места в общей структуре мироздания. Чем больше число таких отклонившихся сущностей, тем ощутимее в мире присутствие зла. Таким образом, вещи обладают раздвоенной или даже множественной природой исключительно при условии вертикальной иерархической организации бытия. В случае же горизонтального выравнивания, упрощения или, напротив, необоснованного усложнения, их сущность резко меняет своё качество, обращаясь в скрытую либо явную ложь. Элементы творения выходят из режима согласованности, наступают хаос и деконструкция, в просторечии именуемые злом.
Итак, равномерность добра и зла по Августину, предполагает строго иерархическое расположение вещей. Только при таком раскладе одна и та же сущность способна выступать и в дурном и в положительном качестве. Если некая субстанция опускается ниже своего места в иерархии или пытается захватить не принадлежащую ей позицию, результат отрицательный; в случае же прямого соответствия своей роли или духовной реализации, позволяющей подняться на следующую ступень, - торжествует светлое начало.
Следовательно, с разрушением иерархии автоматически исчезает сам смысл сотворённых вещей. Их бытие становится чисто номинальным, а претензии на истинность просто смехотворными. Жизнь замирает под корой профанации, сквозь которую прорастают одни лишь отвратительные гримасы самопародии.
"Одно то обстоятельство, что ложное отныне стало неоспоримым, придаёт ему совершенно новое качество. Ведь заодно и истинное почти повсюду прекращает своё существование или в лучшем случае оказывается сведённым к состоянию гипотезы, которую вообще невозможно доказать." Эти безысходные трагические слова, вырвавшиеся из под пера французского философа-радикала Ги Дебора, болезненно точно фиксируют предельную степень деградации и распада вещей в торжествующем сегодня "обществе спектакля". Диагноз современности полностью соответствует христианскому эзотерическому пониманию зла.
Ложь извращённых, равноудалённых от неба вещей возведена в истину, правда иерархического устремленного в высь бытия затянута тьмой. Больше не нужно ни искать, ни придумывать оправдания нигилизма. Тотальное отрицание и есть тайная демоническая природа установившегося "порядка". Им поражены все вены и ткани, высосан мозг и каждая клетка этого трухлявого организма. За исключением тысячи-другой отпетых оптимистов, нынешняя публика биологически неспособна во что-либо верить всерьёз. Странная её покорность проистекает вовсе не из доверчивости или всеобщей глупости, но из вульгарнейшего цинизма, культивируемого в спектакле.
Обман больше не форма, не средство насилия, но единственно доступный, почти безотказный способ совокупления между индивидом и обществом. Законное дитя, возникшее из этого соития, называется нигилизмом. Отсюда наплевательское, а порой и открыто враждебное отношение пресловутого демоса к правде. Если ваш мозг ещё не окончательно оброс чешуёй отрицания, любая попытка утвердиться в этой реальности обречена на провал. Старинной дилемме "быть или не быть" теперь следовало бы звучать как "лгать или умирать". И разумеется, желающим выбирать подобную жизнь требуется стать законченными, рафинированными нигилистами.
Ситуация трагична, почти безнадёжна. С упразднением иерархии даже радикальные прежде противоположности всё больше теряют отличия. Уже страшнее чем смерть, изолгавшаяся подлая жизнь превращает свой будуар в замаскированный склеп для хранения трупов. Человеку живому нет и не может быть места в этом спектакле. Парадоксально, но единственным средством преодолеть ложь и отрицание для него остаётся только сам нигилизм. Сверхнигилизм, рождённый самым взрывоопасным диалектическим законом "отрицания отрицаний". Нигилизм, последняя граница которого - смерть. Гибель для общества и воскресение для эго, божественного неповторимого эго, отвергающего мир. Одинокого "я" против всех. Вспомним Августина: ведь даже зло, взятое с чем-либо в отдельности, может оказаться хорошим. Тем более, когда речь идёт об уничтожении зла.