Глава 1. Пистолет доктора Геббельса
Что такое трэш культура, Amazing Stories, трэш и Х. Ф. Лавкрафт
Глава 2. Ты и небытие
ненужная почта, что такое спам, Monty Python's Flying Circus, Торазин Победитель Драконов, multi-level marketing в быту, лотерея зеленой карты, спам - это либерализм
Глава 3. Амуниция тотальной войны
Глава 4. Контр-культура
Глава 5. Трэш и самиздат панка
...треть населения Соединенных Штатов живет в Калифорнии... Search and Destroy
Глава 6. Культуры не было никогда
кинотеатры drive-in, искусство Русса Мейера
Глава 7. The eighties will find you naked!
Re/Search
Глава 8. Онтологический терроризм
Общество Психотронного Фильма, книги Адама Парфри
Глава 9. HEHABuCTb
Who killed Bambi
Глава 10. Answer Me!
Номер 1: змея-конформист не могла стать млекопитающим, расстрельные списки,
Номер 2: Убийства! Сатанизм! Расизм! Порнография!
Номер 3: самоубийства, извращения, правые радикалы Shoot First, Live Free
Глава 11. RAPE
...оргазм есть насилие и подавление и коллаборация с нацистом... , ...непрерывное промывание мозгов населению по случаю изнасилования... четвертый номер, Fucking Andrea Dworkin, Answer Me на скамье подсудимых
Глава 12. Гуманисты

Что думает человек, когда слышит слово "культура"? Большинство представляют себя в консерватории или Большом театре. Культура - это нечто солидное. Эпитет "академическая" чувствует себя на месте рядом со словом "культура". Жесткая иерархия, позитивная система ценностей. Ради культуры некоторые готовы умереть. Доктор Геббельс, когда слышал слово "Культура", ужасно хватался за пистолет.
Как говорят жители Брайтон-Бич о жителях Брайтон-Бич, "культура у них одна - бактериальная". Бактериальная культура не собирается в готические соборы, а предпочитает округлые колонии, на манер свалок или излюбленных беднотой Нового Света поселков из снятых с колес вагончиков. Бактериальная культура не имеет традиций. Бактериальная культура умеет одно - выжить и процвести, там, где более высокоорганизованные организмы не выживают. Так живут бедные - цепляясь за существования, заполняя кашей тел помойки третьего мира - цветные размножаются, как бактерии, а белая раса, пресыщенная академической "культурой", медленно умирает под аплодисменты социальных дарвинистов. Культуру бедных и для бедных следует уподобить бактериальной культуре.
И на заре 21-го столетия, когда традиционная академическая культура превратилась в омерзительную травести, закаменелую в ригор мортис, но размягчаемую поминутными очагами коррупции - единственно жизнеспособной культурой можно назвать культуру без традиций и авторитетов - культуру для бедных. Трэш культуру.
Что такое трэш культура? Это слово возникло в Америке для обозначения культуры "белых отбросов" (уайт трэш) - американцев белой расы, неспособных адаптироваться к европеизированному американскому мэйнстриму, и цепляющихся за уходящую американу - кинотеатры под открытым небом, яркие, сенсационные журналы, дешевые фильмы ужасов - инцестуозное, вымирающее племя. Постепенно под трэш культурой стали понимать отказ от традиций, наивность и уничижение необразованного халтурщика, озабоченного в основном (или только) быстрым заработком.
Появление трэш культуры следует отнести к 30-м годам - очередной бум книгопечатания вызвал к жизни десятки цветастых журналов мистического или авантюрного содержания, с названиями вроде Удивительные Истории и неизменными нарисованными полуодетыми женщинами на обложках. Журналы эти давали хлеб нескольку замечательных писателей, из которых самые известные - Х. Ф. Лавкрафт и Роберт Ховард, автор Конана. Данная ветвь трэш культуры просуществовала до конца 1950-х под именем Sci-Fi (неадекватно переведенным на русский как научная фантастика). В 1960-х фантастика стала модной, фантасты начали зарабатывать кучу денег, некоторые из них (Брэдбери, Хайнлайн) были канонизированы и ассимилированы системой, другие ( Ховард, Шекли, Каттнер) - преданы забвению, зачастую абсолютному (книги тех же Каттнера и Шекли в Америке нельзя купить ни за какие деньги). А на смену им пришли прекрасные новые люди - не знающее фантазии и вдохновения племя борзописцев с дипломами от английского языка.
В момент ее наивысшего расцвета, научная фантастика несла на себе все черты трэш-культуры. Фантасты жили с писательского заработка, и работали за нищенскую плату из кармана бизнесменов от фантастики, не заинтересованных ни в чем, кроме быстрого заработка. Научная фантастика не считалась литературой, культурному человеку признаться в чтении фантастики значило потерять лицо. Ценности и традиции академической литературы в научной фантастике аккуратно игнорировались, причем чем талантливее был автор, тем старательнее, зачастую, он игнорировал бытующие в "большой культуре" конвенции. Научная фантастика напоминала гетто для прокаженных.
Культура есть эталон (чего?) (да культуры же!) - культура есть язык, который цивилизация относит к себе, и одновременно абсолют этого языка. Культура гармонична, поскольку культура содержит в себе все слова для гармонии; культура абсолютна и тотальна, поскольку вне культуры нету слов для обозначения абсолютности и тотальности. Вне культуры нету слов точка. Любая сила, противостоящая культуре, обнаруживает себя в гетто для прокаженных.
Ближе к концу ее самостоятельного существования, фантастика стала контр-культурой - она противопоставила себя культуре, но, чтобы противопоставить себя культуре, субкультура должна выработать механизмы рефлексии и критики культурного процесса. Выработав такой механизм на заре вьетнамской кампании, фантастика слилась в единое целое с контр-культурой битников и хиппи, и ухнула с ними в коллективное небытие на исходе 1960-х. Не будем об этом.

2. Ты и небытие (очерки спама)

Небытие следует обсуждать. В нашу эпоху, любой достойный культурный феномен, любое революционное контр-культурное начинание превращается в гниющую яму с нечистотами при жизни того поколения, которое начинало благородный процесс! Почему так?
Светлые начинания и культурные феномены живут в сфере коммуникации и знания, по-научному ноосфере. Поэтому надо изучать ноосферу. Ноосфера населена живыми существами. Живые существа - существа, способные спонтанно размножаться и эволюционировать. Идеи являются живыми существами. Рассмотрим, например, такое интересное явление, как junk mail, она же коммерческая почта она же спам. Junk mail (джанк мэйл) - ненужная почта, приходящая жителям развитых стран в количестве до 1-2 фунтов (полкило до киллограмма) в день. Обещания выиграть 10 миллионов, стереосистему машину и колье с бриллиантами в лотерее; предложения подписаться на Плэйбой, Нью-Йорк Таймс и газету социалистов "Милитант"; извещения из специализированных магазинов, торгующих электроникой, удобрениями и старинным оружием; простые как мычание газеты с фотографиями еды из ближайшего супермаркета. Нет никакой защиты от этого отравленного потока - в России, говорят, такие газеты издаются ворами с целью узнать, в какой квартире не достают почту, а потом ограбить. Главный "вор" - это, видимо, издатель вредной для окружающей среды газеты "Центр-Плюс" Андрей Мальгин, бывший издатель "Столицы". Но если подумать, то чем другим была убыточная, скучная как насморк Столица, как не массированной коммерческой атакой на население? Кто покупал "Столицу"? Кто покупал "Столицу", я спрашиваю? Я не покупал.
В истории "Столицы", как в зеркале, наблюдается окончательное стирание грани между коммерческим шумом и либеральной культурой, основанной на "гуманизме" - неотъемлемом праве дегенератов жить и оставлять потомство. Об этом ниже.
Слово "спам" - это компьютерный жаргон. На самом деле, спам - это такие консервы, вроде китайского колбасного розового фарша, популярного в годы застоя. Расшифровывается SPiced hAM, перченая ветчина. Слово это придумано (и зарезервировано, методом трэйдмарка) корпорацией Hormel, у которой в 1930-е годы скопилось чудовищное количество неликвидного мяса 3-й свежести. В грозный 1937-й, Хормель начал маркетинговую кампанию по сбыту залежей. Так появился спам. Кампания была победоносной: американцы не купили спама, зато Хормель всучил убойные дозы нового изобретения американскому военному ведомству и флоту. А те тоже не смогли столько сьесть, и отдали дружественным странам по лендлизу. В послевоенной Англии, посреди экономического кризиса, спам был основным продуктом питания англичан. "Розовые кусочки мяса", описываемые Орвеллом в "1984" - это спам 1948 года.
В начали 1970-х, английские анархисты Monty Python отомстили американцам за преступления против человечности. Питоны сочинили сюрреальный скетч о спаме. Действие происходит в кафе, в котором меню состоит из спама, яичницы с бэконом из спама, спама с яичницей, и бэконом из спама, яичницы со спамом и сосиской из спама, спама, яичницы, сосиски из спама и спама, сосиски из спама, спама и помидоров со спамом... (тут официантку прерывает компания викингов, сидящих за соседним столиком. Викинги поют: Спам, спам, спам! вкусный спа-а-ам!)
Спам абсолютно несъедобен.
Сюжет Питонов получил развитие в 1980-е, когда была изобретена текстовая мульти-пользовательная динамическая программа виртуализации бытия, под названием MUD (multi-user dungeon - мульти-пользовательное подземелье). Жители мадов - студенты, общающиеся с программой MUD по 5-15 часов в сутки (иногда больше) - эта аддикция пострашнее наркомании вместе с сатанизмом. Многие западные оккультисты целиком перешли на магические практики внутри MUDа. Общение с программой заключается в сообщении ей коротких текстовых команд (например, пойти на запад, или же наложить заклинание `кислотный душ` на вампира.4 - типичный пример). Программа в ответ выдает подробные описания эффектов действия (в описанной выше ситуации, вампир.4, а также, вероятно, вампир.1, вампир.2 и вампир.3, и возможно, другие вампиры, а также прочая нечистая сила, если таковая есть поблизости, нападут на обидчика и постараются расправиться с ним когтями и заклинаниями). Программой пользуются несколько сотен человек, в "подземельи" имеется несколько тысяч комнат с красивыми описаниями (описания пишет наиболее продвинутая часть коллектива) и пропорциональное количество монстров, мечей, амулетов и прочих магических устройств.
Разумеется, никто из пользователей не станет печатать от руки "наложить заклинание `кислотный душ` на вампира.4". Для этого есть сокращения. Пользователь печатает свои команды MUD-у через программу "клиент", которая превращает сокращения в целиком напечатанные фразы. Но раз клиент научили превращать сокращения в целиком напечатанные фразы - то почему бы не научить клиента чему-нибудь еще? И жители MUD-а приобретают склонность к автоматическим действиям в ответ на те или иные раздражители. Зачастую, это приводит к поразительным эффектам. Пусть, например, Варвар Торазин Победитель Драконов всегда скалится, когда ему кто-то улыбается. А Гном Амитриптилин Подземный Страж, со свойственной гномам вежливостью, кланяется и улыбается, когда на него кто-то скалится. И предположим, например, встретятся Торазин и Амитриптилин. Амитриптилин, со свойственной гномам вежливостью, кланяется Торазину. Торазин кланяется улыбается в ответ - такая малявка, а какой серьезный. Амитриптилин улыбается Торазину - смейся, смейся, мол, мы, гномы, подземный народ. Амитриптилин и Торазин попали в замкнутый круг дурной бесконечности кивка и оскаливания: на каждую улыбку Амитриптилина скалится Варвар Торазин, а на каждый оскал варвара Амитриптилин улыбается и кланяется. Поскольку программа реагирует мгновенно, происходит не меньше нескольких сотен оскалов и поклонов в минуту. Это покрывает сплошным слоем оскалов (и поклонов) экраны стоящих окрест пользователей; что хуже, такой мощный поток поклонон (и оскалов) приводит к смерти программы - подземелье приходится восстанавливать заново. Эта печальная (зачастую фатальная) ситуация получила название "спам": поведение обезумевших Торазина и Амитриптилина не сильно отличается от поведения викингов и официантки из скетча.
Условием существования капитализма является неограниченный рост потребностей, что вызывает неограниченный рост сверхприбылей у архитекторов капиталистического проекта. Но в "обществе изобилия", единственное употребление этих сверхприбылей - промывание мозгов, реклама, призывы "потребляй, потребляй, потребляй": доходы от сверхприбылей направлены на дальнейшее увеличение потребностей. Ситуация, структурно повторяющая печальные приключения Торазина и Амитриптилина в симулированном подземельи компьютера.
До 1994 года, Интернет был сетью сугубо не коммерческой, а пользователями Интернета были студенты и профессора университетов. В 1994-1995 доступ к интернету был открыт человеку с улицы, то есть торговцу (в Америке рабочих от силы процентов 5-10, но практически все население чего-нибудь продает или в крайнем случае адвокатствует). Каналы информации, прежде заполненные научными дискуссиями, порнографией или пустым трепом, были украшены сотней сообщений под одинаковым заголовком "MAKE MONEY FAST" (ДЕЛАЙ ДЕНЬГИ БЫСТРО). В однотипных текстах, следовавших за этой шапкой, сообщалось о грустной судьбе некого Давида Родса, который потерял дом, машину и прочие радости капиталистической жизни в силу банкротства, и раздумывал о самоубийстве. Но тут взгляд Давида Родса падает на пожелтевший листок бумаги - письмо, полученное им много месяцев назад, распечатанное на принтере, и забытое на столе. Давид Родс читает письмо (озаглавленное "MAKE MONEY FAST"), рассылает его своим знакомым по электронной почте, и становится миллионером. Теперь Давид Родс, рассказывается дальше в письме, живет безбедно в собственном трехэтажном доме с бассейном и парком новых машин, а когда у него кончаются деньги, шлет своим знакомым "MAKE MONEY FAST", с предложением разослать его дальше и стать миллионерами, и получает нужные ему $100,000.
После рассказа о судьбе Дэвида Родса следовали собственно инструкции: разослать один доллар каждому из 10 индивидов, из списка адресов, приложенных к письму, потом убрать первую фамилию в этом списке, добавить свою в конец, и опубликовать письмо в Интернете, разослав его по электронной почте и поместив в телеконференции.
Так родился спам.
Эта форма мошенничества хорошо знакома и в России; у нас, впрочем, более популярны некоммерческие варианты "MAKE MONEY FAST" ("Святое Письмо", "Письмо Счастья" и пр.). Но распространители "Святых Писем" коммерчески не заинтересованы в успехе предприятия, и "Святые Письма" остаются не более чем забавным артефактом спонтанного народного творчества. Распространение посланий Давида Родса в сети приняло угрожающие размеры, и начало серьезно мешать работе Интернета. К счастью, "MAKE MONEY FAST" попадает под ту же статью закона, которая запрещает "торговлю воздухом" финансовых пирамид типа памятных в России МММ и Чары, и старожилам сети удалось натравить ФБР на мэйк-мани-фастеров. Сейчас ФБР сканирует сеть на ключевые слова, встречающиеся в "MAKE MONEY FAST" и его вариантах, и автоматически возбуждает уголовние дело против нарушителей. Это несколько улучшило ситуацию. Но спаммер, подобно Протею, непобедим, поскольку не имеет формы.
Спам - это коммерческое сообщение, рассылаемое по Интернету.
Следующим громким эпизодом в войне спаммера с человечеством была "Green card lottery" - лотерея, разыгрываюшая вид на жительства в США: зеленую карту. Адвокатская фирма Кантера и Сигеля забила Интернет предложениями участвовать в бесплатной лотерее, обьявленной госдепартаментом; разумеется, Кантер и Сигель требовали около ста долларов за эту (бесплатную) привилегию. Адвокаты прославились на весь Интернет. Про них были написаны грубые порнографические рассказы. Их телефонный номер был оборван интернетчиками, ежесекундно посылавшими им ругательные факсы и сообщения. Кантера и Сигеля прогнали все службы интернет-провайдеров, к которым те обращались: хакеры взламывали и разушали провайдерские фирмы, не гнушавшиеся адвокатскими долларами. Адвокаты были подвергнуты массированному остракизму. Но это им не помешало: с 1994 года, Кантер и Сигель заработали не одну сотню тысяч публикацией книг о том, как заработать рассылкой спама по Интернету.
Основной способ заработать на спаме - это продавать программы, рассылающие спам, или писать руководства по спаму. Точно также, больше половины расходов крупных фирм, таких как Кока-Кола или Майкрософт, идет на маркетинг. Рекурсивная референция коммерческой активности - и каждый новый виток референции приносит гораздо больше доходов, чем предыдущий.
Довольно скоро, на телеконференциях Юзнета был положен предел спаму. Спасителями были законспирированные организациями хакеров-террористов, которые автоматически изымали коммерческие статьи из некоммерческих конференций Юзнета. Через год или два после появления этих террористов (самым знаменитым из которых был Cancelmoose, Лось-разрушитель), обнаружилось, что без них Юзнет функционировать не может, и автоматическое изьятие коммерческих писем, посланных больше, чем в одну-две телеконференции, было официально одобрено - теперь это делается совершенно открыто. Тем не менее, многие конференции остаются на 70-80% забиты спамом.
Начав с конференций Юзнета, спаммеры переключились на е-майл (электронную почту). Составив списки из миллионов адресов, спаммеры рассылают рекламу для похудания на бедрах, гербалайф, виртуальных любовниц и прочие сомнительные продукты. В последнее время, впрочем, основным продуктом рекламы являются программы для рассылки спама. Купив такую программу, желающие могут разослать по 90 миллионам адресов предложение купить у них какой-нибудь товар. В большинстве случаев, этим товаром оказывается опять программа для спама.
Если подходить к торговле с точки зрения семиотики, "означаемое" будет товаром, а "означающее" - коммерческой структурой и маркетинговой компанией по продаже товара. Финансовая пирамида - это бесконтрольный рост маркетинговых и коммерческих структур, никак не обеспеченный увеличением услуг или производства. Другими словами, спам - это доминирование "означающего" над "означаемым".
Спам - это форма существования цивилизации. К примеру, современная биржевая система основана на том, что определенные акции растут в цене, отчего на них повышается спрос, что в свою очередь вызывает дальнейшее повышение в цене. При этом совершенно неважно, какие товары обеспечивают акции и ценные бумаги. Американский доллар, например, обеспечен товарами едва ли на один процент рыночной стоимости доллара - но в связи с большим спросом на доллар, его цена в товарном эквиваленте остается стабильной и даже растет. Доллар, как и постмодернизм - наиболее вопиющий пример спама, или же доминанты "означающего" над "означаемым".
Искусство есть не менее яркий пример спама. Цена картины определяется тем, сколько в нее согласен вложить денег покупатель. Покупка картин - это выгодный бизнес, поскольку цена картин известных художников растет гораздо быстее банковских процентов. Причина роста цены картины - желание покупателей вложить деньги в картины известного художника. Известность художника, в свою очередь, определяется (в первую очередь) рыночной стоимостью картин, и (во вторую очередь) мнением критиков. При этом, сама картина совершенно не важна. По реалистичным оценкам, до половины картин Пикассо являются подделками; тем не менее, разоблаченные подделки (неотличимые, без специальной аппаратуры, от картин Пикассо) обесцениваются в сотни раз. Но подлинность картины могут установить только профессионалы - критики и искусствоведы. Для определения репутации (а значит, и цены картин) художника, важно мнение критиков, а одобрение профанов не нужно, и, наоборот, очень вредно. Поскольку искусствоведы и критики связаны с крупными галереями и аукционами, их мнение определяется коммерческими интересами, то есть тем, сколько денег потрачено их владельцами на того или иного художника. Сама картина в этих финансовых махинациях не фигурирует вообще. Писсуар, выставленный Марселем Дюшаном в 1921 году под названием "Фонтан", сейчас оценивается в несколько миллионов долларов. Разумеется, "Фонтан" ничем не отличается от сотен тысяч писсуаров того же времени - цена этого конкретного писсуара определяется здравой оценкой перспектив ее (цены) роста.
Спам - это форма жизни. Рассмотрим, например, письмо "Make Money Fast", Святое Письмо, или программу по рассылке спама. Это письмо зарождается как бы из ничего, подобно мышам в корзине с грязным бельем, затем распространяется в десятках тысяч экземпляров, захватывает все подходящие ниши, мутирует, переходя из бумаги в факсы и оттуда в Интернет. Конца этому не видно. Выживают наиболее приспособленные из мутантов.
Спам - это форма жизни, агрессивная и враждебная по отношению к человеческой. На бумажный спам, подобный журналу Столица и дочернему изданию, уходят кубометры леса, что известно как отражается на окружающей среде. Электронный спам разрушает возможность осмысленной коммуникации, чем атомизирует общество и лишает смысла человеческое существование.
Спам - это ростовщичество. Ростовщичество есть по определению заработок от прав не используемой собственности (чем отличается от заработка производителю товара). Собственность, которая превращается в источник доходов - это символ, поскольку она не используется, используется не собственность (означаемое) а ее символ (означающее). Означающее превращается в конструкт, значение которого, позволяющее получать деньги, совершенно отделено от означаемого - материальных слитков золота, или смешных зеленых бумажек. Таким образом доллары превратились в форму жизни того же порядка, что святые письма, гербалайф и пирамидные схемы.
Спам - это капитализм. Главной движущей силой и единственным смыслом капитализма является власть ростовщичества и недвижимого (символического) капитала. В этом состоит определение капитализма.
Спам - это либерализм. У либерализма есть две ипостаси. Либерализм есть защита мифических "прав человека", и вместе с тем либерализм есть защита (не менее мифических) прав "частной собственности", то есть прав ростовщика. На самом деле, смыслом и значением жизни либерала является размножение спама. Частная собственность - символическое "владение" предметами производства и денежными знаками, приносящее доход. Индивид рассматривается как носитель прав на предметы производства и ценные бумаги - генетический код индивида, его текст здесь совершенно не важен. Генетический код и личность (индивид-означаемое) заменяется правами индивида - индивидом-означающим. Именно поэтому либерализм враждебно относятся к социальному дарвинизму, учению, утверждающему необходимость продолжения эволюции человеческой расы через выживание сильнейших индивидов и уничтожение вырожденцев силой естественного отбора: ницшеанское "падающего - подтолкни". Либерал утверждает абсолютность прав индивида на продолжение существования - по той же логике, либерал утверждает абсолютность существования экономической пирамиды капитализма. Либерал отрицает права индивида на насильственное прекращение жизни другого индивида (на этом праве основано учение социального дарвинизма) - по той же логике, либерал отрицает права индивида (или большинства населения) на разрушение пирамиды ростовщичества.
В иудео-христианской традиции, Слово есть Бог - абсолютная форма существования трактуется как текст. Человеческое существование есть не более чем текст - генетический код, определяющий способности, которые передаются по наследству, есть не более и не менее чем текст. Человек есть Живая Книга - текст, способный к непроизвольному размножению в присущей ему среде. Способны к непроизвольному размножению в присущей им среде письма спаммеров, самиздат диссидентов, "Война и Мир" Толстого. Но не все тексты равноценны. Уважение к правам спаммера - то же самое, что уважение к правам выродков и социальных паразитов. Либерализм устанавливает насильственное равенство шансов на продолжение жизни в потомстве между выродком-алкоголиком (текстом безнадежно испорченным, текстом с аномально высокой энтропией) и атлетом гением с высоким IQ (текстом вирулентным, имеющим в естественной ситуации гораздо больше шансов на продолжение жизни). Это приводит только к одному - увеличению уровня шума, генетическому вырождению. Точно также, постмодернистское-либеральное равноправие рекламного шумового текста (текста, со структурной точки зрения, испорченного, текста высокой энтропии) и текста сакрального (вирулентного, текста низкой энтропии) приводит к растворению сакральности в равномерном шуме испорченного текста - либерализм это сила, единственной целью которой является увеличение генетического и онтологического спама. Спам это самоорганизующаяся энтропия.

3. Амуниция тотальной войны

Основной рычаг власти в пост-индустриальную эпоху - это контроль информационных потоков. Основой власти капитализма индустриальной эры была нехватка товаров первой необходимости. Общественно одобренные виды деятельности поощрялись товарами, социально отверженные индивиды наказывались недостатком товаров. Повышение производительности труда привело к обществу изобилия - товаров первой необходимости производится больше или столько же, сколько нужно обществу. С нехваткой покончено. Еще в XIX веке, был изобретен маркетинг - создание в обществе новых потребностей посредством рекламных кампаний. Таким образом экономика нехватки продолжает существовать в ситуации изобилия товаров первой необходимости: создаются новые виды товаров, а затем посредством маркетинговых кампаний обществу внушается необходимость обладания этими товарами. Искусственно созданная нехватка позволяет функционировать анахроничному, изжившему себя механизму экономики спроса и предложения.
Фокус экономического процесса переместился с производства и обмена на создание потребностей - маркетинговую кампанию. Большинство корпораций расходует больше половины бюджета на рекламу, а такие гиганты как Кока-Кола, сигаретные и пивные гиганты тратят на рекламу до 80-90% бюджета. Разработанные в рекламе Кока-Колы и сигарет методы успешно используются во всех сферах жизни, начиная от шумных политических и милитаристских кампаний и кончая созданием дутых репутаций художников и актеров. Западное общество тотально контролируется и тотально манипулируется тем, кто контролирует масс-медиа.
Парадокс состоит в том, что масс-медиа не контролирует никто - общие тенденции устанавливаются хозяевами, но процесс составления контента (содержания) газеты, скажем, Нью-Йорк Таймс, совершенно спонтанен, и больше похож на неконтролируемое размножение Святых Писем чем на сознательный труд человеческого муравейника в орвелловском Министерстве Правды. Либеральное общество основано на спаме, самораспространяющемся организованном шуме, и заполненные спамом страницы и экраны масс-медиа служат идеальным средством контроля и формирования субъектов либерализма.
У актуальной, деятельной революционной силы есть единственный способ выжить в ситуации информационного террора - быть более жестокой, более беспощадной, более аморальной, более агрессивной, более разрушительной, чем официоз. Атомной бомбе информационного мэйнстрима надо противопоставить выведенную в пробирке чуму простых, разрушительных, антиобщественных ценностей. Это тотальная война, и в тотальный войне нет недозволенного - погибает тот, кто стесняется идти до конца.
Но если мы, контр-культура, перенимаем ценности и приемы террористов от официоза - то кто отличит нас от мэйнстрима? И будет ли разница? Контр-культура должна балансировать на тонкой грани между ассимиляцией и растворением в культуре - и пуризмом методов, приводящем к сектантству и отрыву от реальности. Мы должны быть бесхитростны как дети (ассимилировать без рефлексии все самое вредное, разрушительное и антиобщественное, что есть в официозной культуре - только так можно культуру разрушить и уничтожить) - и мудры, как змеи, чтобы острой как алмаз рефлексией отделять общественное от антиобщественного, культуру от контр-культуры, официоз спама от спонтанного зарождения революционных образов в коллективном подсознании нашей расы.

4. Контр-культура

Контр-культура противопоставляет себя культуре. В этом и состоит определение контр-культуры. Контр-культура пользуется рефлексией, языком культуры, и уже это делает ее частью культуры - но интроспективная (вовнутрь) ориентация культуры (ориентация на "литературный процесс", культурный эстаблишмент или хит-парады) в контр-культуре заменяется на ориентацию вовне, ориентацию на разрушение здания культуры во имя той или иной внекультурной (политической, онтологической, экзистенциальной) системы ценностей. Контр-культура есть анти-система - часть системы, зеркальный двойник, спрятанный в сердце - чьей целью является уничтожение здания системы. Для этого необходимы внешние, экстракультуральные ориентиры. Футуристы, сюрреалисты и ситуационисты в культурном строительстве ориентировались на политику. Но к после 1968 года стало очевидно, что организованная политика, даже и самая радикальная, вплоть до партий анархистов и фашистов, является частью организации спектакля, выставкой в зоопарке в вольере с надписью "экстремисты". Политика стала частью культуры спектакля - "следующая революция будет транслироваться в прямом эфире", гласило известное предсказание 1960-х. Революция стала одним из зрелищ, и ориентация на революцию в искусстве не выводит художника из культуры мэйнстрима. Именно поэтому основным ориентиром контр-культуры 1980-х был трэш - внекультурное, причудливое явление - искусство на грани жульничества и попрошайничества - творения "артистов", лишенных рефлексии, не видящих контекста, едва-едва умеющих читать и писать. Их чудовищные, безграмотные и нелепые тексты (фильмы, картины, песни...) и сейчас звучат чище, актуальнее и свежее, чем любой Антониони, Окуджава и Набоков - штрейкбрехеры от официоза.
Спам - это когда означающее доминирует означаемое, когда рефлексия подменяет собой конкретику, содержание, телесный низ текста. Спам это зеленые, ненавистные, отравленные доллары с масонскими знаками и мордами американских президентов. Спам это культура. Чтобы разрушить культуру, надо разрушить спам - требуется тотальный пересмотр отношений между означаемый и означающим. Контр-культура нуждается в новой модели искусства, модели, основанной на конкретике и телесном низе. Искусстве, не запятнаном отношениями с культурным текстом и присущем этим отношениям съедающей душу, разъедающей художественную ткань ложной рефлексии. Контр-культура нуждается в трэш-культуре.
Кто-то думает, что контекст культуры, ее ценности заданы сами по себе, потому что других не могло быть. Что "разумное, доброе, вечное" Пушкиных и Некрасовых от начала времен - это нечто абсолютное. На самом деле, любой культурный абсолют является производным от своего контекста, а контекст этот - спонтанно зародившаяся аморфная идея, способная к самораспространению, форма жизни, по сути тот же спам. Назовите это культура, назовите это система, назовите это статус-кво - все это имена для одного и того же организма, паразитирующего на теле человека, на телесности. Абсолют - это спам. Хороший вкус - это спам.

5. Трэш и самиздат панка

Чтобы понять про контр-культуру, надо говорить о самиздате. На Западе есть самиздат. Этот самиздат интереснее, богаче и гораздо интеллектуальнее, чем самиздат Советской России. На Западе самиздат называется фэнзин (fanzine), или 'зин ('zine). Фэнзин - это самиздатский журнальчик, сделанный чаще всего на ксероксе (хотя бывают рукописные, отпечатанные на машинке и даже типографские выпуски). Традиция фэнзина зародилась еще до ксерокса - в эпоху штурма и натиска трэшевой научной фантастики. Начало этой традиции, видимо, связано с патриархом жанра, чудовищным, безвкусным, нелепым и гениальным Х. Ф. Лавкрафтом/. Лавкрафт - человек с почти интернетовским объемом переписки (несколько десятков томов писем за одни только 30-е годы!) - был центром небольшого кружка друзей по переписке - в основном подростков, начинающих писателей и фантазеров. Одним из частых корреспондентов Лавкрафта был впоследствии знаменитый Генри Каттнер, тогда подросток 14 лет. В 1927-37 Лавкрафт разработал (или придал гласности - здесь мнения расходятся) оригинальнейшую оккультную систему, и умер в безвестности. После его смерти, ученик Лавкрафта Август Дерлет основал издательство Архам Хауз, издававшее (практически, на некоммерческой основе) ранее неизданные и малоизвестные тексты Лавкрафта и его учеников. Образовался мифологический канон, доступный (и интересный) не больше, чем сотне-другой активных читателей. Трудно утверждать это с определенностью, но видимо, первые 'зины, появились именно в этой среде. Уже к 1950-м самиздат распространился на более широкую субкультуру почитателей трэшевой сайнс-фикшн (научной фантастики). Выходили десятки машинописных журналов научно-фантастической и пара-оккультной направленности. В момент окончательного слияния с мэйнстримом культуры (середина и конец 1960-х) умерли и научно-фантастические 'зины. Определенное количество психоделических фэнзинов выходило в эпоху хиппи (конец 1960-х), но популярности они не получили. В годы разгона хипповского движения ( начавшегося с бойни в Чикаго, и дела Мэнсона, и закончившегося массовыми арестами ведущих интеллектуалов и активистов в 1971-73), психоделический самиздат благополучно прекратился.
Культура фэнзинов в ее современной формации - продукт эпохи панка (1977-79). Философия панка (восходящая напрямую к ситуационистам) предполагала замену жесткой дихотомии артист/публика на хаотичный конгломерат творческих индивидов - предполагалось, каждый панк должен был сам играть музыку в группе. Ситуационисты предали анафеме дихотомию артист/публика - их программа предполагала упразднение и одновременно реализацию искусства через превращение каждого человеческого существования в акт коллективного творчества. Панки были более конкретны. В одном из первых панковских фэнзинов (1976), была картинка: один аккорд, другой, и третий, с подписью: NOW FORM A BAND (создайте группу). Есть только одна вещь проще, чем выучить три аккорда и пойти играть в группе - это издавать журнал. Издавать или писать в журнал было императивом для любого панка, хоть немного интересовавшегося письмом - культура панка категорически не терпела пассивных потребителей. Марк Перри, впоследствии основавший Alternative TV, начал в 1976 как издатель 'зина Sniffin' Glue (Нюхай Клей). Помимо Клея, уже в 1976 по всей Англии появилось несколько десятков журналов - а в 1977-79, фэнзинов были в одной Англии сотни.
Треть населения Соединенных Штатов живет в Калифорнии; именно там появились хиппи. В Калифорнии же зародились первые панки. Экспансия панка в Америку проявилась в первую очередь (и в основном) как экспансия литературная - музыка панка в Штатах не прижилась, которая прижилась там была неинтересна, но 'зины быстро превзошли (по качеству и по количеству) все английские аналоги. В Лос-Анжелесе, издавался журнал Slash (Режь). Отрывки из бесед с его главным редактором/автором Клодом Бесси были приведены Джоном Сэвэджем в "England's Dreaming"/. Утверждается, что когда Бесси стал издавать свой фэнзин, никакого панка в Лос-Анжелесе не было вообще, и он публиковал целиком выдуманные сообщения о панковской сцене и группах. Толпы делинквентов, читавших Slash, преисполнились духом, и буквально через несколько месяцев Лос-Анжелес был полон панков. Местные жители встретили появление панков крайне агрессивно; хиппи нападали на панков и били их. Власть в медиа и компаниях звукозаписи принадлежала разбогатевшим хиппи, и панк Лос-Анжелеса был встречен местным офицозом ничуть не менее враждебно, чем жителями. Лос-Анжелеские панк-музыканты были тинэйджерами-наркоманами, жуирующими жизнью детьми богатых родителей, и Slash (и прочие фэнзины) остался единственным хоть сколько-нибудь интересным продуктом этой культуры - впрочем, интересным не весьма.
В Сан-Франциско панк выступил продолжением традиций битничества, в той ипостаси бита, которая представленна У. С. Барроузом - ипостаси, тотально отрицательной по отношению к оптимизму хиппи и либеральному культу всеобщей любви как спасения от бед. В Лос-Анжелесе - Slash, а в Сан-Франциско традиции панка положил начало фэнзин Search and Destroy (Найди и Уничтожь). Это был самый интересный журнал в Америке, да, пожалуй, и во всем мире - своего рода квинтессенция эпохи. Выпуски Search and Destroy 1970-х регулярно переиздаются и по сей день.
Search and Destroy издавался взращенным на битничестве американским японцем по имени Вэйл (V. Vale), впоследствии (совместно с Андреа Джуно) редактировавшим Re/Search. Перед тем, как он стал издавать, Вэйл работал в основном центре битнической культуры Сан-Франциско - знаменитом книжном магазине City Lights. По его утверждению, панк Сан-Франциско был искусством интеллектуалов - художников-диссидентов и радикалов, мастеров коллажа и экстремальных образов. Их вдохновляли отрицание и дисциплина, черная кожа, рваные майки и неприятные лозунги - "Let God kill 'em all!". Откровением стал концерт Ramones в августе 1976 - открытые ими стилистические пласты быстро заполнились гостями (и вестями) из Англии, и в январе 1977 вышел первый номер Search and Destroy. Всего их вышло 11 номеров (1977-1978). Вэйл считал, что панк воплощает новую философию жизни и искусства - соответственно, Search and Destroy давал рекоммендации - списки книг, убеждая публику в необходимости образования. Вэйл хотел быть катализатором тотальной субкультуры. Его журнал был коллективным агитатором и коллективным организатором, никак не хроникой текущих событий.
Помимо панк-музыки, Search and Destroy печатал материалы о зарождавшемся индустриале (Cabaret Voltaire, Throbbing Gristle - это были первые американские публикации об индустриале, и единственные публикации 1977-78 годов). Были отдельные статьи о писателях У. С. Барроузе и Дж. Г Балларде. В контексте интеллектуального диссидентства и пост-битничества вполне естественно смотрелись материалы о трэш-культуре - тексты об экстремальных фильмах ( Texas Chainsaw Massacre, Pink Flamingos) и статья о гениальном режиссере Руссе Мейере. Интеллектуальный Сан-Франциско имел некороткую традицию сопротивления, были здесь и ситуационистские группы; город самостоятельно пришел к тотальному отрицанию культуры, которое и есть основа панка. А от художника, отвергающего культуру, один шаг до художника, у которого культуры не было никогда...

6. Культуры не было никогда (трэш и искусство Русса Мейера)

..and remember my friend, future events such as these will affect you in the future...
- "Plan 9 From Outer Space"

Бывает трэш - трэш синема (фильмы), трэш литература, трэш музыка, трэш мистицизм и трэш эстетика. Все эти вещи следует изучать.
Трэш это прежде всего эксплуатация. Смыслом культуры (мэйнстрим религии, философии, искусства) является социальное кондиционирование населения. Культура это тюрьма, дисциплинарный санаторий. Культура есть референция, замкнутая на себя, спам, рекламирующий продажу спама. Культура невещественна, трэш овеществлен. Культура бестелесна - трэш телесен. Трэш это эксплуатация ради денег, трэш бесхитростен, бездумен, безыдеен. Трэш свободен от: рефлексии, контекста, этики, морали, здравого смысла.
Голливуд - это одна из самых механистичных, закостенелых бюрократических корпораций. Голливудские фильмы получают финансирование по мановению богатого дяди из студии, но богатый дядя из студии получает все права контроля над произведением. Голливудские фильмы делаются сотней человек каждый. За коммерческие провалы никто, кроме "студии", ответственности не несет, и коммерческие неудачные режиссеры, актеры и продюсеры как ни в чем не бывало продолжают получать финансирование. Голливуд это прежде всего фабрика тотальности спектакля - доходы от каждого отдельно взятого фильма играют роль второстепенную по сравнению с соображениями "артистической идентичности", то есть по сути тотальности зрелища, замещающего бытие. Никто личной ответственности не несет - голливудский фильм это продукт корпорации.
Трэш фильмы производились за счет частного кредита в десяток тысяч долларов коллективом из 10-20 человек. Независимость в производстве и дистрибьюции, волюнтаризм режиссера и сценариста, тотальный контроль коллектива приводили к абсолютной (в том числе и финансовой) ответственности авторов за успех их детища. Это приводило к погоне за дешевыми эффектами, броской, аляповатой образности, тотально эксплуатационной безвкусице, рассчитанной на быстрый заработок. Абсолютный произвол ничем (кроме финансов) не ограниченной фантазии авторов привел к созданию нескучных и сюрреальных фильмов, во всем превосходящих любой голливудский или европейский шедевр мэйстрима. Авторы (режиссеры-сценаристы-продюсеры-операторы-редакторы-монтажеры, зачастую в одном лице) - профессионалы высочайшего класса, воистину ренессансные типажи, предельно независимые первопроходцы, способные выжить, прокормиться и снимать отличные фильмы на бюджете, сравнимом с оплатой одного дня голливудской звезды или режиссера. Пионеры, конквистадоры синема, их жесткие, обветренные, испитые лица напоминают о покорении Сибири и Америк, Золотой Лихорадке Аляски и Калифорнии, персонажах Джек-Лондона и Марк Твена... Сейчас таких людей не рожают.
Появление трэш синема следует отнести к 1940-50-м. Сыграли роль два фактора. Во-первых, к 1950-м, Голливуд оброс сложной бюрократической системой. В ситуации жестокого бюрократизма, дешевые экспериментальные фильмы делать нельзя, поскольку преодоление бюрократических рогаток для малобюджетного фильма ничуть не проще, чем для высокобюджетного, и бюрократия предпочитает фокусировать внимание на десятке многобюджетных монстров, чем на сотне дешевых экспериментальных поделок. Пионером трэша был Эдвард Д. Вуд младший (Edward D. Wood Jr.), режиссер "Плана 9 из открытого космоса" (1956) и прочих шедевров. В отличие от авторов трэша 1960-х, для Вуда независимость была не сознательным выбором, а результатом обстоятельств: Вуд не смог убедить голливудские студии в экономической оправданности своих гениальных (но весьма радикальных) идей, и ему пришлось снимать фильмы самостоятельно в соответствии со своими гениальными идеями, а не как хотели студии Голливуда. Фильмы приносили доход - оказалось, что пролы из публики воспринимают экспериментальное кино с большей симпатией и интересом, чем кинокритики и работники Голливуда, ориентированные на идеализированно-тупую публику (и отупляющие публику своей ориентацией). Но Вуд происходил из интеллигентов, был автором пьес и принадлежал к богеме - следующее поколение трэш синема состояло в основном из полубезграмотных реднеков и пролетариев (низкое происхождение и отсутствие образования, разумеется, не мешало, а скорее содействовало производству отличных фильмов - трэш это искусство для гопников, и в абсолютном идеале мастер трэша должен быть гопником).
Второй причиной возникновения американского трэш синема была мода на кинотеатры под открытым небом - драйвин, "drive-in movie theaters", куда приезжали американцы и смотрели кино, не выходя из автомобиля. Эти книотеатры были, само собой, очень дешевы. Одновременно с централизацией Голливуда пошел процесс децентрализации индустрии кинотеатров. Образовавшуюся таким образом нишу дешевого эксплуатационного кина занял трэш. Эта причина была решающей - несмотря на все усугубляющуюся централизацию Голливуда и увлечение крупных студий 5-10 многомиллионными проектами в год, трэш синема Америки умерло в 1970-х и с тех пор независимого от культурных норм кина там нет - это связано, отчасти, с окончательным уничтожением drive-in (другая, не менее важная причина - многократное повышение цен на кинопленку в середине 1970-х).
И так вышло, что к концу 1950-х независимое кино стало индустрией, по обьему продукции не уступающей, а по качеству на много превосходящей Голливуд.
Причиной этого была надвигающаяся секс-революция. Цензурные ограничения на наготу (повсеместно ужесточившиеся от тотального либерализма 20-х к абсолютному запрету конца 1930-х) постепенно отмирали. К середине 1950-х, в большинстве штатов, засудить хозяина кинотеатра за показ голой женской груди стало почти невозможно. Цензура работала по-другому (этот механизм, кстати, был обращен против известного режиссера Орсона Уэллса, насолившего газетчику Херсту и прочим капиталистам). Газетные тресты (а газетная индустрия в Штатах в то время была практически монополизирована Херстом, известным ханжой) отказывались печатать рекламу фильмов и кинотеатров, демонстрировавших запретное. Этим воспользовались хозяева занюханных дешевых драйвинов, которым все равно было не по карману рекламироваться в газетах. Поначалу, они импортировалли из Швеции фильмы Бергмана, который первым в мире 1950х стал снимать голое женское тело. Но скоро и в Америке народилась индустрия, которую назовут сексплуатацией - фильмы как-бы и приличные, и с содержанием, и с моралью, но минуты 3 на экране показывают женское тело - и народ ездит в драйвин, прослышав о неприличном фильме. Поначалу эти ленты были замаскированы под образовательные - в них рассказывалось как бы о быте нудистов (стратегически размещенные кусты всегда закрывали интересные части тела), или об опасностях сифилиса-гонореи (и большую часть фильма на экране демонстрировались сифилитические язвы). Революцию совершил Русс Мейер, несомненно величайший режиссер трэша, и по моему убеждению, наиболее яркий и интересный режиссер мирового кинематографа.
Следует рассказать о Мейере.
Мейер провоевал Вторую Мировую оператором съемок, и был дружен с Хемингуэем (с ним он вместе выпивал, хотя никогда не читал его книжек). Студия XX Cent. Fox не взяла его оператором в Голливуд, чем Мейер доволен, потому что в результате он устроился снимать промышленные фильмы и непосредственно ознакомился с режиссурой и монтажем. Потом в воздухе запахло свободой и появился Плэйбой. Мейер стал одним из первых фотографов для этого журнала, и женился на модели месяца Еве, которая стала его актрисой, сотрудницей и со-продюсером (Ева Мейер погибла в авиакатастрофе в конце 1960-х).
Первым фильмом Мейера был The Immoral Mr. Teas (Аморальный Мистер Тис, 1959), революционизировавший индустрию сексплуатации. Мейер разделался со скучной необходимостью рассказывать о нудистах и демонстрировать сифилитические язвы. Аморальный Мистер Тис - это абсурдная комедия о человеке, который способен видеть сквозь женскую одежду, он ходит по городу или в гости и везде видит голых баб, что его смущает до крайности (отсюда комический эффект). Мистер Тис был страшно популярен - с этого момента независимое кино стало по-настоящему приносить доход. Мейер снял несколько сэксплуатационных фильмов в том же духе, но у него появилось столько имитаторов, что дохода они почти не имели. Этим закончился первый период в его замечательном творчестве.
Мейер перешел с цветной пленки на черно-белую в 1964. Ему хотелось экспериментировать с фактурой и сюжетом, не слишком рискуя капиталом. Переход на черно-белую пленку ознаменовал собой смену жанра - счастливые комедийные ленты с голыми бабами сменились мрачной сатирой и фарсом, практически (или совсем, как в "Faster, Pussycat! Kill! Kill!") без голого тела. Фильмы "черно-белого" периода (1964-66) - наиболее популярные у критиков и последовательно новаторские фильмы Мейера. В черно-белом кристаллизуется его уникальный стиль, тематика и образы. Фильм Мейера можно узнать по любой минуте из середины - он был оператором, монтажером и режиссером, и в каждой из этих ипостасей он выработал свой собственный ни на что не похожий язык. Монтаж - истерически быстрое (как в видеоклипе), и вместе с тем логичное перемешивание кадров и углов камеры. Голливудские профессиональные операторские клише, вроде наплыва, избегаются - вместо них Мейер пользуется экзотическими углами камеры (классический мейеровский кадр - женская грудь снизу, под углом). Образы Мейера - сугубая мешанина из слабовольных, глупых силачей-мужчин, доминирующих грудастых женщин-лесбиянок блядей стриптизерок, насилия, гнусных стариков-инвалидов, брутальных полицейских, и сюрреальных кадров в секунду-две, замонтированных в середину линейного повествования. Действие в фильмах сопровождаются рассказчиком - забавным стариком местным жителем или проповедником (этот прием у Мейера перенял Феллини). Герои Мейера живут словно в параллельном мире, отличном от мира, где обитают персонажи Голливуда - в городе Smalltown, USA, в горах, населенном лесбиянскими нимфоманками с огромной грудью, законспирированным Мартином Борманом на бензоколонке, религиозными маньяками евангелистами, и неудачниками студентами-инженерами, работающими на свалке металлолома.
"Faster, Pussycat! Kill! Kill!" (1965) - начинается с 3-х минут кривой осциллографа и рассказчика, произносящего "Ladies and gentlemen, welcome to violence". Осциллограф сменяется грохотом рок-н-ролла - клуба и трех танцовщиц роста 180, в купальниках и с огромными грудями. Доплясав, танцовщицы (лесбиянки) отправляются в пустыню кататься на машинах под рок-н-ролл, насмерть избивают там неприятного юношу, похожего на студента, потом отправляются в вояж; находят ранчо богатого инвалида, знакомятся с ним, грабят и убивают. Все это сопровождается до смешного циничным, рваным диалогом - кадры под завязку полны высокомерно-презрительными позами великолепных танцовщиц, а неприятные обыватели мужчины выглядят в сравнении с ними слабовольными, неумными карликами. К концу фильма танцовщиц тоже убивают - серая, безликая масса астрального детерминизма торжествует над сверхчеловеком. Фильм квинтессенциально мизантропический, но вместе с тем полный аморального, ренессансного гуманизма - человек как мера и абсолют всех вещей.
Как в видеоклипе, в фильме Мейера нет проходных кадров - каждый кадр красив и интересен сам по себе, безотносительно к общему целому. Другим нововведением Мейера стал сюрреальный (но не по-скучному фрейдистский, как в "серьезном", то есть некоммерческом и до боли скучном, "независимом" кино) монтаж сексуальных сцен. Например, в Finders Keepers Lovers Weepers (1968) секс перемежается кадрами мальчика и девочки в североевропейских костюмах 16 века, запускающих змея. В другом месте (Lorna, 1964), постельные сцены почему-то перемешаны с миганием ярко освещенных вывесок голливудских найт-клубов.
В 1966-67, Мейер снова перешел на цветную пленку. Финансовой проблемы больше не стояло (Мейер с женой, сами себе продюсеры, режиссеры, спонсоры и дистрибьютеры, мало-помалу становились очень богатыми людьми). А в Калифорнии начиналась психоделическая эпоха - яркие цвета были ее символом и кумиром. Гедонист Мейер хочет снимать соразмерные эпохе фильмы о курящих анашу лесбиянках, о проститутках, изучающих восточный мистицизм и Кама-Сутру - ясно, что такое можно делать только в цвете. Мейер идет навстречу эпохе - эпоха идет навстречу Мейеру: его приглашают в Голливуд. Шестидесятые кончились фильмом "Beyond the Valley of the Dolls" (1970), сделанным по заказу голливудской студии XX Cent. Fox, отказавшейся когда-то давно-давно взять Мейера оператором.
1970-е начались обретением постоянного сценариста - молодого человека по имени Роджер Эберт. Сейчас Эберт - веселый, толстый и знаменитый. Он самый знаменитый в Америке кинокритик, лауреат Пулитцеровской премии и живет тем, что пишет (иногда нескучные) рецензии на фильмы мэйнстрима. В 1970-х, Мейер платил Эберту пивом и девками, а тот измышлял чудовищные, невообразимые сценарии для его фильмов. Эберт был невероятно работоспособен - впервые за мейеровскую карьеру, у его фильмов (в дополнение к блестящему диалогу, персонажам и образам) появился сюжет. Сюжета стало даже, пожалуй, чересчур много - в фильме Up! (1976) фабула до того сложна, что по необходимости каждые 15 минут повествование прерывается голой Киттен Нативидад, которая излагает перипетии уже показанной части сюжета. Фильмы Мейера 1970-х, даже в сравнении с его творениями 1960-х, радикально безвкусны. Безвкусица, то есть эпатаж и негация общепринятых культурных норм, возведена в принцип. Фильмы Мейера 1970-х - сюрреальная, избыточная, дорогостоящая и донельзя смешная сатира, перемешанная с пародией на самого великого режиссера всех времен - Мейера. Сюжетные повороты, наполненные горьким сарказмом в 1960-х, повторяются в 1970-х карнавальным, пародийным притоптыванием и прихлопыванием. Под влиянием Эберта, творчество Мейера замкнулось на свой собственный контекст - фильмы 1970-х смотрятся, как сложные шахматные задачи, неразрешимые без контекста-подсказки. Последним опубликованным фильмом Мейера был Beneath the Valley of the Ultravixens (1979) - едкая пародия на порнографию и теле-евангелизм. Контекст углублялся и одновременно истончался - к концу 1970, трэш-синема окончательно уничтожен, а Мейер (к этому моменту, миллионер), окончательно разочарованный в кинематографе, перестает выпускать фильмы. Все 1980-е и 1990-е он снимает 17-часовую киноэпопею The Breats of Russ Meyer, до сих пор не законченную, и пишет книгу.
Мейер - абсолют трэш синема, его фильмы абсолютно чужды контексту "культуры", и вместе с тем до предела насыщенны эмоционально и интеллектуально. Основа культуры есть спам: подавление означаемого означающим. У Мейера, означаемое (гигантская женская грудь - квинтессенция его творчества) вещно, телесно, и подавляет "хороший вкус", "гуманизм", "общечеловеческие ценности", и прочие мерзкие артефакты общекультурного контекста, для Мейера абсолютно ненужного, неинтересного, и с его собственным контекстом несовместимого. Контекст Мейера - как кислотой разьедающий всех этих "Антониони", "Пазолини", "Скорсези" и прочих дутых фигур мирового кинематографа - смело уподоблен вирусу спида в прогнившем теле "культуры".

7. The eighties will find you naked!

Во времена панка, фэнзины были посвящены в первую очередь музыке (естественно), во вторую очередь - политике (анархии и социализму). Технологический прорыв - катастрофическое удешевление ксерокса - позволил дешево и быстро издавать издавать любой, самый малотиражный журнал, а независимые от цензуры и корпораций каналы дистрибуции панка дали возможность распространять журналы любого содержания (при условии, что журналы эти интересны контр-культурной молодежи, то есть публике, покупающей панк). Начиная с 1979-80, появились сотни фэнзинов всевозможной тематики, от фильмов до коллажей до жесткой сатиры до религиозной пропаганды до обсуждений сериальных убийц. Все это было очень интересно.
В 1980-х и начале 1990-х, Вэйл (Search and Destroy) и Андреа Джуно издавали альманах Re/Search. В публикациях Re/Search воплотилась привидевшаяся Вэйлу на заре панка тотальность философского бытия и мышления - радикально независимой контр-культурной экспансии во все области жизни как искусства. Революция в повседневной жизни. Всего вышло 15 номеров, отличного типографского качества, нетонких иллюстрированных публикаций в черно-белом. Re/Search публиковал энциклопедические работы (анализ, интервью, обзоры) по тем сферам тотальной оппозиции культуре (трэш, индустриал, пост-битническая sci-fi Барроуза и Бэлларда), что были намечены как бы пунктиром в Search and Destroy. Среди прочего, в Re/Search вышел классический текст по индустриальной культуре (Industrial Culture Handbook), и три обьемистых тома об истории и стратегиях трэш-культуры (Incredible Strange Films, Incredible Strange Music). В работе над энциклопедией трэш-фильмов Incredible Strange Films активное учестие принимал один из главных героев Industrial Culture Handbook - классик индустриальной культуры Бойд Райс. Основа индустриальной культуры - это экспансия табуированных пластов менталитета, разрушение всех клише и штампов через сознательную эксплуатацию болевых точек коллективного подсознания. Культурная ситуация индустриала - это тотальная информационная война, и цинизм вместе с эксплуатацией возводится индустриальной культурой в добродетель. Неудивительно, что классики трэш-синема (Русс Мейер, Рэй Деннис Стеклер и другие) оказались столь актуальны в контексте индустриала - основой их творчества была не менее циничная эксплуатация табуированного контекста.
Надо сказать, что пост-битническая философия Re/Search оказалась неадекватна охвату культуры сопротивления как единого целого. Они остались в 1980-х - начавшееся в 1990-х сближение между носителями трэша (реднеками, милитантами, правыми радикалами) и контр-культурой, так долго питавшейся от трэша (панками, анархистами) оставило их на обочине. В 1996 году Re/Search распался году на две части: V/Search (Вэйл) и Juno Books (Андреа Джуно). Постепенно превращаются в застывшие артефакты истории и У. С. Барроуз и индустриальная музыка, которой посвящены самые интересные тома Re/Search...

8. Субгении: онтологический терроризм

Субкультура сопротивления. Индустриал - это конкретная программа работы в культуре, наподобие 10 заповедей. Как и любая конкретная программа, индустриал лишен собственного политического и философского направления - программа служит для несения идей в массы. Индустриал является средством. Неудивительно, что в 1990-х стратегии индустриала оказались в употреблении роботов MTV, наподобие NIN и Consolidated, и стратегов быстрого обогащения через эпатаж, наподобие Marilyn Manson.
Наиболее плодотворной философией 1980х был не индустриал, но анархизм, в его новейшей формации окрещенный социальным нигилизмом. Социальный нигилизм был анархизмом отчаяния - анархизмом, основанным на тотальном отрицании партийного и политического багажа классических правых и левых анархистов. Основой тактики социального нигилизма был онтологический террор: активная пропаганда абсурдных концепций и верований, в надежде подорвать онтологические основы общественного бытия. Основу этой тактики положила псевдо-религия Дискордианизм в психоделических 1960-х, которую популяризовал гениальный писатель Р. А. Уилсон (Illuminatus!, 1975). Впрочем, из публикации Re/Search о У. С. Барроузе ясно, что онтологический террор был излюбленным оружием Барроуза начиная с 1950-х. К 1980-м Барроуз был прочно ассимилирован системой, и его тексты были окружены прочной дымовой завесой общекультурных (либеральных) контекстов и интерпретаций (что стоит одно сравнение Барроуза с бездарным бытописателем алкоголиков Чарльзом Буковским). И так вышло, что влияние Барроуза на контр-культурную ситуацию было опосредованное (в основном, через индустриал и Уилсона).
Культура фэнзинов 1980-х по меньшей мере наполовину посвящена онтологическому террору. Ключевой фигурой здесь был (и остается) Церковь Субгения, организованная Иваном Стэнгом (Ivan Stang). Церковь Субгения - жесткая психоделическая абсурдистская квази-религия, созданная под влиянием Дискордии (и совместимая с Дискордией - почти все субгении являются дискордиaнистами, и наоборот; основатель Дискордии, уважаемый маргинал St. Kerry Thornley - соавтор Книги Субгения). Церковь Субгения лишена созидательного пафоса дискордианизма - в отличие от вполне позитивной программы анархо-мистического анализа и переустройства общества у дискордианцев, "верования" субгениев нарочито деструктивны и противоречивы. Дискордианцы развивали онтологический террор во имя духовных ценностей психоделии - субгении работают в контексте тотального социального пессимизма, и поклоняются онтологическому террору во имя онтологического террора. Впрочем, идеалы дискордианцев и субгениев одни и те же: революция сознания, спровоцированная психоделиками, и революция повседневной жизни, к которой призывали ситуационисты. Разница в тотальном пессимизме субгениев - они серьезно призывают к геноциду тех 99.9% населения ("pinks"), которые физически не способны разделить их идеалы. Разумеется, в контексте онтологического террора любое утверждение произносится серьезно. Во имя разрушения общественного консенсуса, терроризируемый никогда не должен понимать, где кончается сарказм и начинается жесткое отрицание общепринятых ценностей. Наконец, Дискордия (как и психоделия в целом) была философией левацкой, в смысле весьма далекой от консервативных идеалов. Субгении же - поклонники социального дарвинизма, который является одной из главных ценностей радикально-правой политики.
Одним из течений, близких субгениям, было Общество Психотронного Фильма - организация, поставившая своей целью ознакомление и систематизацию культурного багажа трэш-синема. Интересно, что организаторы этого общества в 1970-х играли панк в группах, близких к классике американского индепендента Devo и Pere Ubu (радикал-пессимистский социальный дарвинизм Devo, кстати, очень повлиял на субгениев, а в 1980-х музыканты Devo присоединились к Церкви). Вообще, аляповатые и абсурдистские экстремальные образы трэша идеально сочетаются с методами онтологического террора - трэш-культура это основа эстетики субгениев.
Здесь следует сказать о знаковой культуре американцев. У каждого народа есть знаковая культура: рекламные плакаты, логотипы, лозунги, типографские гарнитуры, пословицы и устойчивые идиомы, указывающие на тот или другой поведенческий императив. Знаковая культура американцев радикально изменилась на рубеже 1950-х и 1960-х, достаточно сравнить любой журнал или рекламный плакат. Реклама 1950-х безвкусна, гротескна, похожа на русскую рекламу времен капитализма 1900-х, а реклама 1960-х, и особенно 1970-х, целиком европеизирована, и представляется общемировой нормой. Субгении ведут работу по совращению знаковой системы капитализма путем контаминации ее с (явно абнормальной, для современного американца или европейца) семиотикой 1950-х. Символ ("божество") субгениев - это Дж. "Боб" Доббс, мужчина с трубкой, чье изображение встречается на рекламных плакатах времен Эйзенхауэра. У него есть жена - "Конни", взятая оттуда же. Тексты субгениев полны цитат и иллюстраций, стилизованных под рекламу 1950-х.
Надо понимать, чем именно привлекла субгениев (и американскую контр-культуру в целом) знаковая система и стилистика 1950-х. Семиотика современного капитализма вирулентна, она полна самоиронии и авторефлексии. Знаки (логотипы, рекламные тексты) сочиняются профессионалами, которые делают знаки неуязвимыми для враждебной иронии, закладывая иронию (и рефлексию) в процесс изготовления знака. Стилистика знаковой системы изменилась, но ее смысл остался прежним. Путем замены знаковой системы современного, постмодерного капитализма на знаки 1950-х, можно добиться отстранения от семиотики капитализма вообще, вырвать паразита из своего сердца.
В этом другая сторона трэш-культуры. На самом деле, рекламная культура раннего капитализма, просуществовавшая в Америке вплоть до 1950-х - это трэш. Семиотика (знаковая культура) современности агрессивно ассимилирует общекультурный и контр-культурный контекст - на рекламных плакатах и в клипах все чаще можно видеть "иронические" аллюзии к явлениям мэйнстрима или эзотерики. Ничего такого не было в рекламной и бытовой культуре 1950-х, она была неспособна к референции (и автореференции). Видимо, поэтому, знаковая культура 1950-х - одна из излюбленных тем культуры фэнзина, в особенности артистов коллажа.
Художник Пол Мавридес (Paul Mavrides), основной график и дизинер субгениев, отчасти ответственный за возрождение субгениями стилистики китча 1950-х, был также художественным редактором антологии Re/Search. Мавридес - основоположник нового течения в искусстве: Bulldada.
Другая сторона трэша, также задействованная субгениями - конспирология и трэш-мистицизм: запредельные, чудовищные, абсурдные учения и культы. С точки зрения онтологического террора, нет ничего лучше и уместнее, чем правильно поданная (и достаточно радикальная) конспирология. Поклонники трэш-мистицизма - граждане, облагодетельствованные бредовой идеей, те же сумасшедшие, с той лишь разницей, что их сумасшедствие коллективно и заразительно. Общество борется с культами, как с наркотиками - из этого видно, что террористу от культуры культ - союзник ничуть не менее дорогой, чем наркоман.
Субгении создали довольно сложную параноидальную теологию, основанную на Лавкрафте, и не менее разветвленную и противоречивую конспирологическую модель общества. Согласно Церкви Субгения, Кеннеди убили не менее чем 23 одновременно стрелявших одиноких стрелков (в Апокрифоне приводится чертеж Dealey Plaza, где произошло убийство, с траекториями всех 23 выстрелов). Основным конспирологическим (и религиозным) постулатом Церкви Субгения является то, что конспирологические теории ВЕРНЫ - более того, они верны ВСЕ ОДНОВРЕМЕННО. Соответственно, субгений тратит много времени на изучение бредовых и просто экстравагантных теорий - популяризация и внедрение таких теорий в массовое сознание есть одна из функций Церкви Субгения. Среди австралийских субгениев очень популярно (существовавшее на полном серьезе в Англии в начале этого века) Общество Плоской Земли, и особенно его радикальное крыло - Australia Does Not Exist Society (Общество Австралии Не Существует. Врагом субгения является Конспирация, экзистенциальная категория, включающая в себя Республиканскую и Демократическую Партии, масонов, газетные мафии, медиа-концерны, Трехстороннюю Комиссию, секретные службы, и любую корпоративную структуру - то, что мы называем эстаблишмент. Но вместо того, чтобы атаковать бесформенного и ассимилирующего любую позитивную программу Протея эстаблишмента, субгении атакуют эстаблишмент с программой негативной: обвинениями Конспирации во всех мыслимых и немыслимых преступлениях, от сокрытия последствий Розвелловского падения НЛО, до совершенно реального сожжения 90 культистов Давида Кореша в Уэко, Техас, до убийства Кеннеди (не менее чем 23-мя одинокими стрелками) до избрания в президенты Америки слабоумного актера Рейгана, чьей религией был тотальный ядерный геноцид.
Корни онтологической негатиции и террора в совершенно реальных "неописуемо странных" культах и конспирологиях - разделе трэш культуры, который тоже следует изучать.
Иван Стэнг ( основатель Церкви Субгения) написал энциклопедическое исследование культов и конспираций - High Weirdness By Mail. Другая такая книга ( Kooks, A Guide to the Outer Limits of Human Belief, by Donna Kossy) вышла в издательстве Адама Парфри Feral House. Третий источник по экстремальной конспирологии - сетевой проект Роберта Антона Уилсона и Мириам Хилл Конспирациям посвящено несколько статей из исчерпывающей антологии контр-культуры 1980-х - Apocalypse Culture под редакцией Адама Парфри.
Наиболее подробная книга о трэш культуре и экстремальных культах - это собрание энциклопедических по охвату, исчерпывающему анализу и деталям статей Адама Парфри "Cult Rapture".
Мотивация Парфри - не столько культурологическая, сколько социальная и политическая. Его интересует маргинализация американского среднего класса, в контексте необьявленной геноцидальной войны, которую ведут против американцев их корпорации и правительство. Маргиналы оказываются наиболее пассионарным пластом американцев. По причине окончательного разрушения культурного хабитата, пассионарность никак не совмещается с культурой - результатом пассионария являются идиотские конспирологические теории, бредовые культы, и прочие неописуемо странные пост-культурные артефакты. Но для понимания актуальной социальной и политической ситуации, эти артефакты коллективного бреда гораздо интереснее и адекватнее, чем любые продукты "культуры" - уравновешенные коллекции скучных стереотипов.
Один из сюжетов "Cult Rapture" - неописуемо странные культы. От трэша в религии, Парфри переходит к трэшу в искусстве и радикальной политике. Убийца-нацист снайпер, секс-рабовладение в Вашингтоне, радикал-феминистка Андреа Дворкин, уроды с карнавала, и экстремальный в безвкусии художник Вальтер Кинз.
Ближе к концу книги, Парфри пишет о правых радикалах, экстремальных конспирологах, и артисте рок-н-ролла Дж. Дж. Аллине. Им он явно симпатизирует. В отличие от большинства маргиналов трэша, правые радикалы, экстрем-конспирологи и запредельные рокеры не заняты коммерческой эксплуатацией дурновкусия легковерной публики - их интересует НЕНАВИСТЬ. Деятели этого толка строят свои отношения с аудиторией в нешироком спектре от беспричинной агрессивности до паранойи. Ненависть и эксплуатация - две стороны одной медали.

9. HEHABuCTb

Любовь и ненависть - два полюса эмоционалистской экзистенциальности. Необходимость четкой ориентации в отношении этих двух полюсов иллюстрируется расхожей цитатой: "а кто не холоден и не горяч, изблюю того из уст моих". Эмоционалист интерпретирует эту фразу как необходимость присутствия любви или ненависти в отношении с миром.
Истертые монеты эмоционализма получили новое хождение в эпоху хиппи - любовь как основная и единственная ценность существования. Но хиппи позорно дискредитировали свои ценности, поддавшись ассимиляции и перепродаже за деньги. Оказалось, что любовь - сила деструктивная. Любовь есть растворение в обьекте любви, то есть сознательная потеря идентичности. Сохранение идентичности любой ценой есть основа нон-конформизма. И так вышло, что стыдный конформизм хиппи был следствием их ориентации на любовь. Все последующие поколения контр-культуры были столь же четко ориентированы на ненависть.
Любовь есть потеря идентичности, размывание границ личности и объекта любви. Ненависть есть не более и не менее чем параноидальное, форсированное сохранение идентичности. Ненависть есть основа нон-конформизма. Это прекрасно осознается любым деятелем экстремы, но, тем не менее, переориентация неповоротливого тела культуры с культа любви на культ ненависти - задача далеко не завершенная. Переориентации культурных архетипов нуждается в радикальном изменении культурного контекста.
Культура традиционно ориентирована на позитивные ценности - "разумное, доброе, вечное". Пост-индустриальное общество спектакля отработало механизмы тотальной ассимиляции и нейтрализации любого начинание, ориентированного на позитив. Революционная стратегия обязана отказаться от ориентации на позитив, обязана ассимилировать "иррациональное, злое, преходящее" - иными словами, найти баланс между "любовью" и "ненавистью". Ориентация контр-культуры на ложь и на зло шокирует интеллигента и вызывает отвращение интеллигента. Интеллигент, носитель культуры, видит в себе работника добра и света, хотя на самом деле он есть работник культуры, то есть тупости и порабощения. Вот почему с интеллигентом нельзя договориться: у интеллигента есть "совесть", и она не позволяет ему повернуть с дороги, очевидно ведущей к уничтожению человечества и хабитата. Отказ от "совести" во имя эксплуатации есть основа трэша. Трэш разработал эстетику и систему образов, однозначно ориентированную на иррациональное, на злое, на преходящее. Эта система образов имеет ценность, совершенно независимую от эксплуатации. Трэш необходим и неизбежен в ситуации отказа от спектакля общественного консенсуса. Трэш есть условие сохранение идентичности.
Культура панка была тотально ориентирована на ненависть и эксплуатацию. Тексты Sex Pistols сочатся беспричинной ненавистью ко всем и каждому (I wanna destroy the passer-by - я хочу убивать прохожих - поет Роттен в Anarchy in UK). Главный идеолог панка Малькольм Макларен провозгласил основой панка лозунг "Cash from chaos" ("заработаем на хаосе"). Конечно, укорененный в дада, сюрреализме и ситуационизме, панк был логичным следствием культурной традиции. Панк осознавал себя, уровень рефлексии панка был, пожалуй, выше, чем в традиционных пластах культуры, недаром панки выпускали столько журналов, где анализировали общекультурную ситуацию. Панк черезчур глобален, чтобы быть трэшем. Но традиции трэша были имплицитны в панке с момента его зарождения.
Следует указать на один из эпизодов в биографии Секс Пистолз. Макларен решил снять фильм о Секс Пистолз, "Who killed Bambi" (Кто Убил Бэмби), Бэмби - как символ любви и всего святого в коллективном сознании среднего класса. Он убедил приехать снимать фильм классика трэша Русса Мейера, и Мейер со сценаристом Роджером Эбертом написали сценарий, не менее причудливый и безобразный, чем другие их сценарии этого периода. Мейер привлек Макларена радикальностью образов и очевидной аморальностью его искусства (впрочем, в отличие от аморального и изовравшегося Макларена, Мейер в личном общении честен). Музыкантам Секс Пистолз идеи Мейера активно не понравились, они надеялись на популярность в мэйнстриме, а Мейер подавал их как явных маргиналов. Кроме того, пуританизм англичан из низших классов никак не сочетался с половыми извращениями, любезными гениальному режиссеру. Сотрудничество ничем не кончилось. Макларен, со свойственной ему тенденцией людей обманывать, обманул и Мейера, который назвал его Гитлером и уехал в Америку. В свою очередь, эстаблишмент кинул Макларена, и отснятую пленку у него отобрала по суду фирма Virgin. Virgin в результате выпустила свой фильм (The Great Rock'n'roll Swindle), в котором было почти так же мало от Макларена, как от Мейера. Эта история иллюстрирует две вещи: генетическую близость панка и трэша, и тенденцию мэйнстрима ассимилировать, не мытьем так катаньем (коль подкуп не действует, то и по суду) почти любое контр-культурное начинание. Впрочем, Мейера мэйнстрим не ассимилировал и до сих пор - тотальность отрицания культуры не позволяет культуре найти точки соприкосновения, для последующей ассимиляции.
Тотальность ненависти была разбавлена либерально-левой политикой панков второго ряда (начиная с Clash). Американская культура 'зинов имела к тому же опосредованное отношение к собственно панку, будучи синтезом хиппи, панка и отморозков до-психоделической либеральной (в основном, либертарианской) мысли. Тем не менее, культ ненависти был и остается визитной карточкой по-настоящему радикального, непримиримо нон-конформного крыла контр-культуры. Культ ненависти - это то, что обьединяет социальный нигилизм анархии пост-панка и социальный нигилизм расиалистов, милитантов и правых радикалов. Так вышло, что у правых и левых радикалов больше общего, чем различий. Трэш - это мост между правым и левым экстремизмом, а ненависть - опора моста...

10. Answer Me!

Классическим руководством ненависти были 4 увесистых номера знаменитого фэнзина "Answer Me!", одного из самых влиятельных и интересных 'зинов Америки 1990-х. Answer Me! (ответь мне!) издается очаровательной супружеской парой - Джимом и Дебби Гоуд. Эти хорошие молодые люди пишут об интересных штуках - самоубийстве, массовых убийствах, изнасиловании, наркомании, педофилии. Джим и Дебби Гоуд пишут о том, о чем им приятно писать. В американской культуре есть клише - Hate Literature - нечто невообразимо, геноцидально гнусное, книги, которые изымаются, потому что должны, из библиотек и книжных магазинов. "THIS IS HATE LITERATURE" - гордо обьявляют Джим и Дебби Гоуд на обложке переиздания первых трех номеров "Answer Me!" НЕНАВИДЬ ВСЕХ, КОГО ТЫ СЕГОДНЯ УВИДИШЬ, И ТЫ ПОЧУВСТВУЕШЬ СЕБЯ ЛУЧШЕ. НЕНАВИСТЬ - САМЫЙ ПРОСТОЙ ВЫХОД. НЕНАВИСТЬ ЛЕЧИТ. НЕНАВИСТЬ - ЕДИНСТВЕННЫЙ ОТВЕТ. Последняя фраза (в самом низу последней страницы обложки переиздания первых трех номеров) перекликается с названием - "Answer Me!" - первой фразе на самом верху первой страницы.
Первый номер "Answer Me!", изданный в 1991 тиражом в 2700 экземпляров, открывался короткой статьей о намерениях редакции. FUCK YOU большими буквами, и обьяснение шрифтом поменьше:

...Забудь, что ты читал во всех других журналах. Единственно "прогрессивный" элемент общества - это извращенцы, мутанты. Посмотри на эволюцию - рыба, которая не извращалась, никогда не станет амфибией; лягушки, что никогда не мутировали, не стали рептилиями; змея-конформист не смогла стать млекопитающим и т. д. Нормальные люди останутся людьми, и будут порабощены двоичными монстрами следующего тысячелетия.

Сразу после этого идет большая статья о квинтессенциальном мутанте и извращенце - Руссе Мейере и другом извращенце - Тимоти Лири. Потом - большой текст об актрисе-трансвестите, игравшей главную роль в фильме Трэш Энди Уорхола. Затем - несколько статей о рэпе и негритянском расизме (разумеется, одобрительных). Потом - две человеконенавистнические статьи с обличениями против людей, несколько очерков из жизни американцев, пранк, связанный с 12-шаговой программой по излечению от наркомании, и история онанизма. Последняя страница номера заполнена занятными мелочами: коллажем из газетных заголовков на тему импотенции, еще одним пранком (на этот раз Дебби Гоуд звонила в фирмы по торговле продуктами питания, с жалобой на суицидальную депрессию после использования продукта), и аккуратной колонкой из имен людей, которых редакция Answer Me! убила бы, если бы это было разрешено. Отрывки из этой замечательной колонки приводятся ниже, с моими пояснениями курсивом.

Дэвид Линч (модный режиссер)
Дэвид Бирн (вокалист Talking Heads)
Дэвид Бауи (поп-вокалист)
Вуди Аллен (режиссер комедий)
Деми Мур (удивительно некрасивая актриса, специалист по стриптизу)
Кэтлин Тернер (еще более некрасивая актриса)
Моррисей (поп-вокалист)
The Cure (модная рок-группа)
Барт Симпсон (персонаж комиксов)
The Beach Boys (поп-группа)
Арнольд Шварценеггер (культурист)
Мел Гибсон (актер из Австралии)
Принцесса Диана (к вящей радости, погибшая)
Том Хэнкс (актер, играющий идиотов)
Стинг (поп-вокалист)
U2 (модная рок-группа)
Джон Травольта (актер)
Принс (поп-вокалист)
Джон Лайдон (ренегат, бывший вокалист Секс Пистолз)
Билли Айдол (модный поп-вокалист)
Крисси Хинди (давно забытая вокалистка поп-группы Pretenders. Изначально близкая панку. Пела у Б.Гребенщикова на Radio Silence)
Все музыканты из группы Битлз

Трудно не согласиться с уважаемой редакцией - если кто-то заслуживает высшей меры, то эти граждане заслужили ее по полной катушке. Культура, однако.
Ориентация на ненависть, трэш и экстремизм, курсивом намеченная в первом номере, была блестяще воплощена в номерах 2-4. Второй номер вышел тиражом в 8,500 копий в 1992. Обложка, с изображением простреленной головы, гордо провозглашает: "Убийства! Сатанизм! Расизм! Порнография!".
И правда, сатанизм. Выпуск 2 начинается с большой статьи об Антоне ЛаВее, основателе Церкви Сатаны, и транскрипции часового интервью с ЛаВеем. ЛаВей, бывший циркач, провозгласивший облапошивание публики целью своей Церкви - один из чистейших типажей трэша. Социальный дарвинист, провозгласивший террор своим модусом операнди, ЛаВей интересен Джиму Гоуду не своими религиозными или окультными идеями, но политической и социальной программой: мизантропией (главная проблема нашей плаенты - это население), абсолютным гедонизмом, неприятием человеческих масс и идиотизма человеческих масс. ЛаВей обличает либерализм, отождествляя либеральную протестантскую ментальность с пуританизмом, отказом от гедонизма, то есть мазохизмом самого дурного сорта. Гедонизм получается антагонистом довлеющей в обществе протестантской этики труда.
Место Русса Мейера во втором номере Answer Me! занято режиссером Рэем Деннисон Стеклером, не менее интересным и знаменитым мастером сюрреального трэша. Начиная с 1960-х и до сих пор Стеклер снимает абстрактные и невероятно смешные фильмы на нищенский бюджет, в которых он играет пучеглазых маньяков, безумцев и массовых убийц - и доволен этим. Гоуд проклинает безжизненную гладкость голливудских фильмов, и противопоставляет ей неровные, сшитые на скорую нитку ленты Стеклера. Даже названия фильмов Рэя Денниса Стеклера - к примеру, "Неописуемо Странные Создания, Которые Перестали Жить и Стали Ошибочно Зомби", "Рат Пфинк - Бу Бу", "Голливудский Душитель встречает Потрошителя Переулков" - интереснее и увлекательнее, чем содержание любой голливудской ленты целиком. Сравнивая творение Стеклера с классикой сюрреализма - фильмом Бунюеля и Дали - Гоуд пишет "до говна дичее и изобретательнее, чем "Андалузский Пес" - на удивление уместный выбор слов.
После трех человеконенавистнических интерлюдий ("Семья должна быть уничтожена", "Я ненавижу женщин", "Я ненавижу мужчин"), начинается центральный материал второго номера - энциклопедия сериальных и массовых убийц - сто биографических статей о знаменитых убийцах. Интерес и культ сериального убийства - неотъемлемая часть трэша. Интерес к убийцам-маньякам является естественной чертой человеческой природы, но культура, будучи коллективным суперэго и полицейским сознания, не позволяет упражнять интерес к убийству. Естественно, что эту нишу занимает нечувствительный к вопросам совести и чуждый полицейских соображений трэш. Интерес Answer Me! к убийствам - совершенно другой природы: Джим и Дебби Гоуд культивируют ненависть и отождествляют себя с убийцами маньяками. Здесь, как и везде, интересы трэша и контр-культуры оказываются тождественны, несмотря на радикальную несхожесть мотиваций.
Answer Me! номер 3 (1993, тираж 13,000 экз.) посвящен самоубийствам, извращениям, и правым радикалам. Он начинается с записи пранкового звонка Доктору Кеворкяну, активисту эфтаназии. Дебби Гоуд сообщает доброму доктору о своем якобы раке яичников и договаривается с ним об условиях эфтаназии. В Америке, медицинская эфтаназия до сих запрещена, и Кеворкян находится под ежедневной угрозой ареста. От Кеворкяна журнал переходит к организации NAMBLA (North American Man/Boy Love Association, североамериканская ассоциация любви мужчин и мальчиков). Эта замечательная организация (одним из ее организаторов был известный поэт битник Аллен Гинзберг) реально существует, несмотря на постоянные преследования властей. Активисты Намблы живут и держатся как советские диссиденты. Приводится большое интервью с пресс-секретарем Намблы, снабженное рисованными педофильскими иллюстрациями. После педофилов Answer Me! обращается к Бойду Райсу, известному своими убеждениями в пользу войны, убийств, СПИДа, и голода - всего, что уменьшает перенаселение. Происходит первый (но далеко не последний) случай сотрудничества коллектива редакции и знаменитого филантропа.
После привычной уже серии геноцидально-мизантропских выступлений (Nothing but the Enemies, You Turn Me Off, The Homeless Can EAT SHIT, Music Blows, I Hate Being A Jew), начинается центральный материал номера - энциклопедия самоубийц, сто статей о случаях особо идиотского или причудливого самоубийства. Несмотря на естественное одобрение выбора самоубийц, Джим и Дебби питают к ним своего рода симпатию:

В числе "звезд" энциклопедии - Есенин, русские старообрядцы, и Юкио Мишима.
Вторым по значимости материалом Answer Me! #3 была статья "Shoot First, Live Free" (стреляй первым - живи свободно) об андерграунде любителей ружей. Любители ружей составляют в Америке странную субкультуру. Надо начать с того, что ничем не ограниченное право жителеь покупать и хранить оружие есть ключевой момент американской конституции (так называемая вторая поправка). Повсеместность оружия приводит к интересным инцидентам, например регулярным перестрелкам в младшей школе, зачастую со смертельным исходом. Либералы, как всегда озабоченные сохранением человеческой жизни независимо от ценности таковой, настаивают на запрете (полном или частичном) на продажу и хранение оружия, а "реднеки" (американские гопники, они же white trash), и прочие желающие, видят в этом заговор, направленный на захват Америки и порабощение американцев силами ООН и мирового сионизма. Субкультура защитников второй поправки - очень сплоченная масса, в любой момент готовая к вооруженному выступлению и партизанщине. Тем не менее, начиная с зарождения в 1970-х и до самого конца 1980-х, радикальное крыло gun lobby (защитников ружей) было далеко от культуры фэнзина и молодежных субкультур вообще. При этом, культурные интересы защитников ружей (трэш, в основном) и панка пересекались. Проблема была, видимо, в том, что в Америке панк был заимствованным явлением, в Европе не существует аналога gun lobby, а самостоятельно осознать свое родство с милитантами американские панки не смогли. Как водится, У. С. Барроуз (активист ружей с 1950-х) и здесь оказался впереди моды, и как водится, его идеи остались непонятны или неизвестны "альтернативной" молодежи, поглощенной МТВ и импортными синглами последних "альтернативных" хитов.
Сближение правых милитантов и анархов от молодежной культуры совершенно естественно. Они близки культурно (основа культуры - трэш), политически (политика - радикальный отказ от любой коллаборации с властями) и онтологически (основа онтологии - изощренная конспирология). Это сближение, такое естественное, нарушает ряд устоявшихся табу - прежде всего, табу на сотрудничество радикально левых ("коммунистов") с радикально правой, расиалистской оппозицией. В Америке, первым стал заигрывать с расиализмом адепт трэша Бойд Райс в конце 1980х (и подвергся массированному остракизму, со стороны своих бывших коллег по индустриалу), но субкультура тотального отрицания возникла только в 1990-х, примерно тогда же, когда в пост-советской России оформилось движение национальных большевиков. Вышедший 19 июля 1993 (почти одновременно с созданием НБП) номер 3 журнала Answer Me! - первая ласточка нарождавшегося синтеза дискурза национального и транснационально-радикального.
По стилю и оформлению, статья "Shoot First, Live Free" больше всего похожа на материалы субгениев. Гоуд пишет о КОНСПИРАЦИИ, по мнению милитантов контролирующей существование - точно так же и теми же самыми большими буквами пишут о КОНСПИРАЦИИ субгении. Субгении ненавидят либералов (называемых "pinks", розовые) - этих же самых либералов ненавидят любители ружей (и называют их "antis", сокращение от "anti-gun lobby"). В дизайне статьи использованы псевдо-рекламные иллюстрации, напоминающие о "Бобе" (фигуре с трубкой, украшающей издания субгениев). Вообще, во флирте субгениев со стилистикой 1950-х имеется много подсознательного правого милитантства: Джон Уэйн, идол правых радикалов, потрясающий пистолетом актер вестерна - олицетворяет собой 1950-е. То, что субгении выражали на знаковом уровне, наконец отразилось в рефлексии Гоуда.
Дальше следуют статьи об извращенцах: Андрее Чикатило, Стивене Спилберге (статья о Спилберге написана другом редакции Адамом Парфри - это единственная статья со стороны, все остальное написали Джим и Дебби), и мексиканских комиксах про уродов. Парфри, в своей неподражаемой конспирологической манере, доказывает, что режиссер Спилберг -- на самом деле педофил (и педераст). После этого идет статья об искусстве: картины художников - сериальных убийц. На задней обложке номера - Гитлер на кресте в набедренной повязке со свастикой.
Первые три номера Answer Me! были распроданы на корню, и переизданы в 1994 году огромным тиражом в виде толстой книжки, которая продается в основном в магазинах модных пластинок (и Tower Records). Супруги Гоуд отказались от денежного гонорара, и предпочли вместо этого получить 2,000 копий издания.
По-другому произошло с 4-м номером. 4-й стал коллекционной редкостью, и, по слухам, стоит у коллекционеров больше ста долларов (цена его, которая на нем написана - $3.95). 4-й номер судили. 4-й номер Answer Me! - наподобие номеров Re/Search, энциклопедичен, статьи (кроме ставших обязательными уже античеловеческих диатриб) посвящены одной теме. Эту тему криптофеминистка редактор Re/Search Андреа Джуно не тронула бы и пальцем. Самая больная тема Америки 1990х и название Answer Me! #4: ИЗНАСИЛОВАНИЕ.

11. RAPE

Следует сказать об изнасиловании. Америка 1990х - страна, терроризируемая призраком равенства. Феминизм 1960х был явлением крайне радикальным и антисистемным; феминистки взяли за правило писать Америка через три К: АмериКККа. С 1970-х начался подкуп феминизма, приведший в результате к обьединению мэйстрим-феминизма и эстаблишемта, близкого к Демократической Партии (в момент написания этой статьи, когда поговаривают об импичменте Клинтона за сосание хуя Моникой Левинской, феминистки - самые стойкие сторонники Клинтона). Разумеется, это происходило не просто так, а в обмен на концессии со стороны режима - мало-помалу мэйнстрим-феминистская догма (восходящая в основном к новым левым, франкфуртской школе и Симоне де Бовуар, людям как раз вполне приличным) превратилась в официальную идеологию. В Америке, как, пожалуй, почти во всем мире, гедонизм и сексуальная революция до сих пор остаются ценностями антисистемными, а мэйнстрим борется с порнографией и занимается повсеместным установлением цензуры. Американский пуританизм (как и пуританизм русский) - это архаика, чьи корни следует искать в ложном истолковании религии, и сексуальных неврозах подавляющего большинства населения. Под эти примитивные и архаичные мотивации (тащить, не пущать, и не позволять публике трахаться вне брака и кроме как в миссионерской позиции а лучше вообще не), американские мэйнстрим-феминистки подвели целиком современную идеологию, уходящую корнями в психоанализ, философию франкфуртской школы и экзистенциализм. Ключевая идея этого направления сформулирована замечательной писательницей Андреей Дворкин: секс это изнасилование, секс это подавление женщины мужчиной, что не лучше нацистских концентрационных лагерей, а женщина, наклонная к гетеросексуальности - коллаборатор не лучше гитлеровских полицаев. Даже лесбиянский секс не приветствуется, поскольку любой оргазм есть насилие и подавление и коллаборация с нацистом. И правда, по статистике, американские лесбиянки (а радикал-феминистки, в основном, лесбиянки) имеют (в среднем) два оргазма в год.
Конечно, Андреа Дворкин - радикал. Впрочем, она далека от андерграунда: ее книги издаются огромными тиражами и обязательны к изучению во многих колледжах. Почти все законопроекты Конгресса и локальных магистратур по борьбе с порнографией - дело рук ее и ее основной союзницы, профессора юриста Катарин Маккиннон. Власть прислушивается к Дворкин, несмотра на то, что она продолжает писать Америка через латинское K, указывая этим на пара-нацистский, геноцидальный характер американской государственности, и считает себя анархистом. Дворкин - не радикал, но и не мэйнстрим феминизма. В американских колледжах, феминизм имеет две стороны: одна (радикальная) для внутреннего употребления (Дворкин, Маккиннон), а другая (тотально мэйнстримная) - для внешнего: глянцевые журналы и уравновешенные книги активисток демократической партии. Мэйнстрим феминизма выглядит гораздо гаже, чем любое радикальное крыло его: лощеные холеные бабищи Глориа Стейнем и Эрика Джонг (Джонг замужем за миллионером), не отрицающие гетеросексуального секса, а вместо этого с пафосом антифашиста борющиеся со всякими отклонениями, порнографией и промискуитетом. Для лесбиянства делается исключение, но на бисексуализм смотрят косо (на секс до брака, тоже). Тактический союз между религиозными фундаменталистами и мэйнстримом феминизма при Рэйгане перерос во взаимопонимание и чуть ли не общность интересов.
После прихода к власти Клинтона, ситуация усугубилась. Софт-феминизм, голосующий традиционно за демократов, почувствовал себя у власти, но сам он всегда служил лишь витриной для радикалов типа Андреи Дворкин. Мэйнстрим-феминистки голосовали за Клинтона и демократов и обеспечивали им финансовую поддержку, но в ответ на это требовали соответствия с радикальной идеологией, целиком повторяющей национализм Черных Пантер (и созданной одновременно с Черными Пантерами) - с заменой негров на женщин. Разумеется, все это делалось под усиленной дымовой завесой либерал-гуманизма (а Дворкин - далеко не либерал, ее последователей весьма справедливо называют феми-наци). В дополнение к охране семейных ценностей и морали, за которую боролись при Рэйгане, были приняты усиленные меры "устранения социального неравенства", попросту протекционизма при устройстве на работу, покупке акций и т. п. Уже давно в Америке существовал набор принципов и запретов "equal opportunity employer", которых добровольно придерживаются (с целью финансовых и прочих льгот) большинство учреждений, в том числе все конторы, получающие помощь от государства. Теперь женщина, которую не взяли на работу в "equal opportunity employer", может подать в суд и легко выиграть дело по дискриминации. На университеты и научные учреждения оказывается давление по случаю недостаточного количество женщин-профессоров и научных работников. В общем, женщину по правам и привилегиям приравняли к негру. Это можно только поприветствовать (меритократия при присвоении научных званий и позиций - несомненно, зло), но установлением цензуры и привилегий для женщин феминистки не ограничились.
Широкомасштабная кампания истерии. Непрерывное промывание мозгов населению по случаю изнасилования. Повсеместные кружки женской самообороны, для защиты от изнасилования. Разработаны психоаналитические методики, позволяющие доказать, что ребенка насиловали родственники в семье; по научным данным, 40% американских отцов насилуют своих дочерей. За "изнасилование" жены, подтверждением которого могут служить следы спермы (сопротивления жены доказывать необязательно), дают такие же сроки, как за изнасилование просто. Приставание, (в том числе и словесное), к женщине, тотально криминализовано, за него можно лишиться работы, а то и свободы. Про "sexual harrassment" пишут передовицы центральных газет, за "sexual harrassment" судят конрессменов и директоров банка. Мой знакомый профессор математики, еврей-ортодокс, получил годовой срок в тюрьме за "unwarranted sexual advances" по отношению к служанке, попросту за то, что он предложил ее трахнуть. Во всех государственных учреждениях проводятся курсы по тому, что такое есть это самое "sexual harrassment" (приставание) и как с ним бороться. Людей, замеченных в приставании, выгоняют с работы, не дожидаясь суда, поскольку суд - дело чересчур накладное Истцу по делу о харрасменте заплатят судебные издержки адвокаты благотворительных организаций феминисток, а ответчику придется платить из своего кармана десятки (если не сотню) тысяч. Другое интересное новое понятие - "date rape", изнасилование на свидании: дама, давшая свое как-бы согласие, может сказаться изнасилованной на следующий день. Если ей, например, удастся доказать, что она была пьяна до потери рассудка, суд согласится с фактом изнасилования и назначит срок. В колледжах вводятся обязательные списки вопросов, которые кавалер должен задать даме на разных этапах подготовке к сношению (снимая кофточку, трусы и т. д. - около 5-10 пунктов, в общей сложности). Получив ответ "нет" на любой из этих пунктов, кавалер обязан оставить девушку, под угрозой серьезных административных неприятностей (вплоть до исключения). При том, что в американских колледжах стоит атмосфера всеобщего и чрезвычайно интенсивного доносительства, эта угроза весьма серьезная (даже если девушка и не станет рассказывать). Американцы - нация сексуально неблагополучная, но такого безумия, как в 1990-х, Америка не знала со времен сожжения 12-летних ведьм в Салеме.
В общем, идеология внутреннего пользования (философия Дворкин) находит свое совершенное воплощение в деятельности феминизма официозного, окопавшегося в Белом Доме. Философия Дворкин проста, понятна, и весьма революционна, в том же духе, в котором революционны рассуждения протопопа Аввакума. Любой секс есть изнасилование, общество построено на ежедневном изнасиловании женщин, а те, кто не осознают этого - психически больны и нуждаются в переориентации.
Четвертый номер Answer Me! не сильно расходится с радикальным феминизмом. Надо, впрочем, отметить, что программа Дворкин подана Гоудом с изрядной доле сарказма и гротеска - и того и другого академический феминизм начисто лишен - но по сути разногласий между ним и радикал-феминистками не так много. Гоуд провозглашает изначальную устремленность мужчины (и, отличаясь этим тоже от феминисток, человека вообще) на зло, а также примат секса и насилия над любой другой человеческой интеракцией. Разница в выводах там, где феминистки стремятся искоренить или существенно преобразовать человеческую природу, Answer Me! доволен оставить природу как есть. Answer Me! любит социальных делинквентов. В #4 большое место занимает рассказ Питера Сотоса, выпускавшего порнографический фэнзин об изнасилованиях и убийствах детей (журнал был запрещен, а Сотос арестован ФБР) - типичный делинквент, человек трэша, без культуры, без совести, без рефлексии, без сострадания. Сострадание есть факт сочувствия представителя вида к другому представителю того же вида, сострадание есть эволюционный механизм - какое может быть сострадание у уникальных мутантов? Сотос - мутант; Джим Гоуд редактировал и собирался выпустить книгу его рассказов. Но Сотос является скорее иллюстрацией заключений Гоуда и Андреи Дворкин о человечестве, чем соавтором номера 4 - разница примерно такая же, как между слоном в зоопарке и смотрителями. Сотос - слон.  Программный материал Answer Me! #4 - это статья Бойда Райса "Revolt Against Penis Envy". Райс начинает с того, что повторяет все тезисы феминисток: естество мужчины - это насилие, женщина - это не более чем бессловесная рабыня мужского эстаблишмента, не сильно лучше домашних животных. После небольшого гимна насилию, которое есть естество социального дарвинизма, то есть пружина эволюции и причина всего светлого, что есть в человечестве, Райс заключает, что неспособные к насилию женщины и есть существа второго сорта, не лучше домашних животных. Из этого следует, что женщины не могут, да и не должны, иметь свободной воли, а должны во всем подчиняться сильнейшему, в смысле самцу. Статья проиллюстрирована кадрами насилия над женщиной из трэш-фильмов (эти кадры Райс использовал в книге Re/Search о трэш синема, которую он готовил совместно с Джуно и Вэйлом). Текст Райса заканчивается пародийными призывами к восстанию изнасилований, в стиле латиноамериканских коммунистических листовок.
Самый поучительный текст четвертого номера - это статья Адама Парфри, подробный анализ творчества и философии Андреи Дворкин: "Fucking Andrea Dworkin". Не без праведного гнева Парфри обличает Дворкин в желании запретить секс (чего она особенно и не скрывала) и набрасывает начатки феминистской конспирологии, с Дворкин в качестве Кристиана Розенкранца и северного магнитного полюса мэйнстрим-феминизма. Особенно интересны иллюстрации.
Основное расхождение Гоуда с программой феминисток - Гоуд доказывает, что изнасилование есть феномен силы, а не феномен культуры, и что изменение культурной атмосферы (путем, к примеру, введения кодексов петтинга в колледжах, или борьбы с порнографами) не излечит изнасилования - гораздо полезнее женщинам покупать пистолеты и заниматься карате.
Результатом публикации фэнзина, посвященного изнасилованию, был грандиозный скандал. В книжном магазине университетского городка Беллингэм, журнал был куплен студенткой феминисткой. В соответствии с учением Дворкин, та сочла номер 4 порнографией, и пошла в суд. Так начался судебный процесс над владельцами магазина, который продолжался год и мог бы обойтись им заключением на несколько лет с конфискацией имущества. Владельцы магазина выиграли процесс, доказав, что Донни очерки мужского изнасилования в тюрьме имеют большую социальную ценность с точки зрения борьбы за благополучие тюрем. На этой красивой ноте заканчивается история Answer Me!
В 1996, Джим Гоуд выпустил книгу Redneck Manifesto, Манифест Гопника, где продолжал защищать ценности и культуру люмпенов. Примерно тогда же, участники Answer Me! #4 (Гоуд, Бойд Райс, Адам Парфри, Шон Партридж) объединились в рок-группу Boyd Rice Experience, и выпустили пластинку Hatesville, посвященную террору, ненависти, трэш-культуре, и насилию над женщиной.

12. Гуманисты

При очевидной мизантропии и человеконенавистничестве подобной позиции, в ней гораздо меньше имплицитного геноцида и фашизма, чем в современном либерализме. Интеллигент любой страны ненавидит и готов любой ценой уничтожить люмпена, гопника. Самые глупые и наивные в этом признаются, остальные делают вид, что это не так, но на самом деле думают то же самое. Егор Гайдар не остановился перед ежегодной убылью "white trash"-а России на полтора миллиона (с перспективой убыли в два-три миллиона, когда демографический удар даст себя знать). Любые меры хороши, когда речь идет о замене электората, не подходящего для либерализма, на электорат подходящий. Либерал видит перед собой атомизированное, идеализированное, лишенное коллективных ценностей человеческое существо - любое другое общество вызывает у него раздражение и нарочитое презрение чистенького перед грязными. По отношению к типажам, выведенным в Answer Me! (порнографы, убийцы, извращенцы, сумасшедшие, в общем униженные и оскорбленные - white trash), либералы делятся на два класса. Одни отказываются извращенцев замечать вообще, а другие настаивают на их немедленном уничтожении. Глазами извращенцев и сумасшедших, мир видится гораздо гуманнее. Гуманизм, в его средневековом понимании, это понимание человека как меры и основы вещей. В этом контексте наиболее естественно звучит старый лозунг: "Пусть весь мир распадется в прах и исчезнет, чем нежели свободному человеку будет отказано в исполнении свободного желания" - кредо средневековых террористов.
Надо осознать появление контр-культуры новой формации, контр-культуры онтологического террора. Любой авторитет от культуры и любое соглашение встречаются ненавистью и презрением. Бунтовщики прошлых эпох предлагали сбросить Софокла, Эсхила, Эврипида с корабля современности - онтологический террорист предпочитает этот корабль потопить. На спасательных шлюпках увозятся наиболее вопиющие и вызывающие феномены поп-культуры, как наиболее адекватные текущей эпохе. Их шлюпки плывут к вулканическому острову перманентной независимости, перманентной революции и перманентного оргазма - острову, где культуры никогда не было.